Жорж Сименон - Мегрэ ищет голову

Ему показалось странным, что парень не вышел из комнаты, чтобы идти на работу. Он прижался ухом к двери, ничего не услышал, постучал. Наконец заметил, что замок самый простой, и открыл дверь отмычкой.

В первой комнате, она же кухня, он увидел постель матери. В соседней комнате была другая постель, смятая, но никого не было, и окошко на крышу было открыто.

Жюдель не может себе простить, что заранее не подумал об этом. Ясно, что парень ночью вылез из окна и отправился по крышам на поиски другого открытого окна. Он, наверное, спустился на улицу через дом по улице Луи-Блан.

– Точно известно, что его нет в доме?

– Они опросили всех жильцов.

Мегрэ представил себе ироническую улыбку следователя Комельо, узнавшего эту новость.

– Лапуэнт еще не звонил?

– Нет.

– В Институт судебной медицины для опознания тела кто-нибудь явился?

– Как обычно.

Обычно человек двенадцать, главным образом пожилые женщины, каждый раз бросались опознавать найденное тело.

– Доктор Поль не звонил?

– Я только что положил его заключение вам на стол.

– Если позвонит Лапуэнт, скажи, чтобы он возвращался на Набережную и ждал меня. Я скоро вернусь.

Мегрэ отправился пешком к острову Сен-Луи, обошел собор Нотр-Дам, пересек Сену по железному мостику и через несколько минут очутился на узкой и людной улице. Был час, когда хозяйки закупают съестное для обеда, и комиссару приходилось проталкиваться в толпе женщин с маленькими тележками. Мегрэ отыскал бакалейный магазинчик, над которым жила, по словам г-жи Калас, ее дочь, Люсетта. Обогнув лавку, он вошел в неровно замощенный двор с липой посредине, что делало его похожим на двор не то сельской школы, не то церкви.

– Кого вы ищете? – крикнул ему женский голос из окна первого этажа.

– Мадмуазель Калас.

– Четвертый этаж налево, но ее нет дома.

– Вы не знаете, когда она вернется?

– Она редко приходит в обеденный перерыв. Обычно возвращается в половине седьмого. Если вам срочно, можете спросить ее в больнице.

Отель-Дье, старейшая больница Парижа, где работала Люсетта Калас, находилась поблизости. Однако проникнуть в отделение профессора Лаво оказалось не так-то просто: был самый разгар рабочего дня, по коридорам взад и вперед сновали мужчины и женщины в белых халатах, санитары катили носилки, неуверенно брели и исчезали в дверях больные.

– Будьте добры, могу я видеть мадмуазель Калас?

Но на Мегрэ никто не обращал внимания.

– Не знаем такой. Это больная?

Или ему показывали в глубь коридора:

– Пройдите туда.

Несколько раз посылали в противоположные стороны, пока он не попал в неожиданно тихий коридор, где за маленьким столиком сидела девушка.

– Позовите, пожалуйста, мадмуазель Калас.

– По личному делу? Как вы сюда попали? По-видимому, он проник в места, недоступные для простых смертных. Мегрэ назвал себя и даже показал полицейский значок – до такой степени он ощущал здесь свою незначительность.

– Посмотрю, сможет ли она выйти. Боюсь, что она сейчас в операционной.

Ему пришлось ждать минут десять, курить он не осмелился. Девушка вернулась в сопровождении медсестры, довольно высокого роста, со спокойным и ясным лицом.

– Это вы хотели со мной говорить?

Чистая и светлая больничная обстановка, белый халат и шапочка разительно контрастировали с баром на набережной Вальми.

– Я комиссар Мегрэ из уголовной полиции. Люсетта Калас удивленно, но не испуганно, смотрела на него, ничего не понимая.

– Вы именно меня хотели видеть?

– Ведь это ваши родители живут на набережной Вальми?

Комиссар заметил, что в глазах ее на мгновение появился холодный блеск:

– Да. Но я…

– Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

– Сейчас я буду нужна профессору. Он делает обход больных и…

– Я отниму у вас всего несколько минут.

Она подумала, огляделась и указала на приоткрытую дверь:

– Можно зайти сюда.

В комнате было два стула, складная кровать и какие-то неизвестные Мегрэ инструменты, очевидно, хирургические.

– Давно ли вы виделись с родителями?

Он отметил, что она чуть дрогнула при слове «родители».

– Я стараюсь бывать там как можно реже.

– Почему?

– Вы их видели?

– Я видел вашу мать.

Она ничего не добавила, видимо, считая объяснения излишними.

– Вы на них сердиты?

– Разве я могу сердиться на них за то, что они произвели меня на свет?

– Вы не были там в прошлую пятницу?

– В этот день меня не было в Париже. Это мой выходной, и я ездила с друзьями за город.

– Значит, вы не знаете, что ваш отец уехал?

– Почему бы вам не объяснить мне с самого начала причину? Вы спрашиваете меня о людях, которые официально считаются моими родителями, но они уже давно чужие для меня. А в чем, собственно, дело? С ними что-нибудь случилось?

Она закурила сигарету, заметив:

– Здесь можно курить. По крайней мере сейчас.

Но комиссар не воспользовался приглашением.

– А если бы что-нибудь случилось с одним из них? Вы удивились бы?

Она посмотрела ему в глаза и отрезала:

– Нет.

– Что же, например, могло бы случиться?

– Что Калас забил до смерти мою мать. Она сказала не «отец», а «Калас».

– Он часто ее бьет?

– Не знаю, как теперь. Раньше – почти каждый день.

– И ваша мать молчала?

– Она только опускала голову под ударами. Я спрашивала себя: может, ей это нравится?

– Что еще могло бы произойти?

– Что она решится подлить ему яду в суп.

– Она его ненавидит?

– Я знаю только, что вот уже двадцать четыре года она живет с ним и не пытается от него уйти.

– Она несчастна, по-вашему?

– Видите ли, господин комиссар, я стараюсь вообще об этом не думать. Ребенком я мечтала только об одном – уйти оттуда. И как только смогла это сделать, ушла.

– Вам было пятнадцать лет, я знаю.

– Кто вам об этом сказал?

– Ваша мать.

– Значит, она жива.

Она подумала и подняла голову:

– Тогда он?

– Что вы хотите сказать?

– Она его отравила?

– Вряд ли. У нас даже нет точных данных, что с ним произошло несчастье. Ваша мать говорит, что он уехал в пятницу, после полудня, в окрестности Пуатье, где обычно закупает белое вино.

– Верно. Эти поездки были еще при мне.

– Так вот, из канала Сен-Мартен вытащили мертвое тело. Возможно, это он.

– Никто его не опознал?

– Пока никто. Опознать его трудно, потому что мы не нашли голову.

Люсетта даже не вздрогнула при этих словах – возможно, потому, что работала в больнице.

– Что с ним могло произойти, по-вашему? – спросила она.

– Не знаю. Ищу. К жизни вашей матери имеют отношение некоторые мужчины. Извините, что говорю вам об этом.

– Уж не думаете ли вы, что для меня это новость?

– Не был ли ваш отец когда-то, мальчиком или подростком, ранен зарядом охотничьей дроби в живот? На лице ее появилось удивление: