Жорж Сименон - Помолвка мсье Гира

Алиса приподнялась, перевернулась, одним прыжком вскочила на ноги и в ярости сорвала с себя шелковую кофточку, оставшись в одной рубашке. Волосы ее растрепались. Она носилась по комнате, от кровати к туалетному столику, потом схватила гребенку, швырнула ее через всю комнату, но разок-другой при этом бросила взгляд в сторону мсье Гира.

Он взял второй серый лист и еще четыре кнопки. Две он уже прикрепил. Алиса лихорадочно рылась в сумочке, боясь потерять хотя бы секунду, вытащила оттуда карандаш и оторвала клочок бумажной скатерти с кружевной оторочкой, которой была накрыта этажерка.

Мсье Гир отступил к столу, откуда ему уже ничего не было видно. Но тут же снова сделал шаг вперед и, наклонив голову, посмотрел в единственное не закрытое бумагой стекло.

Она кончила писать и, став коленями на кровать, приложила бумажку к стеклу, с тревогой глядя на противоположное окно. Ей было видно, что он прячется, и она щелкала пальцами, как нетерпеливый школьник.

Алисе и в голову не приходило, что он не может прочитать написанного, оттого что свет падал на бумажку сзади и он видел только темный квадрат.

Все больше волнуясь, она постучала в стекло, а он сделал неуверенный шаг вперед и застыл на месте. Наконец помахал рукой в знак отрицания, взял еще один серый лист, отступил назад и поставил его возле лампы.

Она все еще не понимала и указывала пальцем на свою бумажку, в то время как мсье Гир показывал ей на свою лампу коротким, нерешительным жестом. Свободной рукой она вытерла глаза, а он подошел вплотную к окну, приложил к нему листок бумаги, как сделала она, отошел назад и поднял листок к лампе.

Она наконец поняла и спрыгнула с кровати, держа бумажку в обеих вытянутых вперед руках.

У мсье Гира выступили капельки пота. Он нахмурил густые черные брови и наконец прочитал:

“Я должна с вами поговорить”.

Она потрясала в воздухе листком бумаги, при этом груди ее поднимались и казались тяжелее, чем были, и видны были рыжие волосы на подмышках.

Мсье Гир отодвинулся от окна, и она снова бросилась вперед, кивками повторяя: “…Да.., да.., да…”

Он ушел в глубину комнаты, где она уже не видела его, потом вернулся, отошел опять и со строгим выражением лица указал ей пальцем на ее комнату.

“Нет”, — покачала она головой.

И ткнула пальцем в комнату мсье Гира. Потом, не дожидаясь ответа, спрыгнула опять с кровати, подобрала с пола блузку и кое-как набросила ее на себя уже по дороге к двери. И все-таки вернулась, чтобы посмотреть в зеркало, протереть лицо полотенцем, чуть-чуть напудриться и убедиться, что помада не стерлась с губ.

Мсье Гир, чувствуя, что от волнения тело его не слушается, все же прикрепил двумя кнопками третий лист бумаги, подбежал к умывальнику, вылил воду из таза, закрыл стенной шкаф, кинулся к кровати и аккуратно разгладил одеяло. Шагов на лестнице еще не было слышно. Он встал перед зеркалом, пригладил волосы, пощупал пальцем шрам, подкрутил усы. Он уже собирался пристегнуть воротничок и повязать галстук, когда на площадке послышались и замерли шаги.

— Войдите, — выдавил он с невероятным трудом. Он так тяжело дышал, что вздрагивала жесткая щетинка усов. И почувствовал вблизи запах девушки, тот самый запах, который доносился до него порывами холодного ветра там, на трибуне в Буа-Коломб. Это был запах смеси рисовой пудры и резкого аромата каких-то духов, запах ее тела, ее пота.

Она тоже с трудом переводила дыхание, обвела глазами комнату и наконец обнаружила мсье Гира, стоявшего вплотную к закрытой двери.

Сейчас она уже не знала что сказать. Для начала попробовала улыбнуться, подумала даже, не протянуть ли ему руку, — но он стоял неподвижно.

— Как у вас жарко…

Она посмотрела на окно, затемненное сейчас листами серой бумаги. Потом подошла ближе, приподняла один из них и внезапно увидела собственную комнату, а главное — кровать, стоявшую так близко, что казалось, можно до нее дотронуться. Обернувшись, она наконец встретилась взглядом с мсье Гиром и залилась краской, а он отвел глаза.

Только что она притворялась, что плачет, но сейчас слезы действительно жгли ей веки, набегали на глаза. А он и не думал прийти ей на помощь, предоставив Алисе делать что хочет в этой пустой комнате, где любой звук отзывался особенно громко. Он даже отошел подальше, к печке, и взялся за кочергу.

Ждать дольше было невозможно. Алиса заплакала, уселась на его кровать, прилегла наискосок, опершись локтем о подушку.

— Мне так стыдно! — пробормотала она. — Если бы вы только знали!

Наклонясь вперед, не выпуская из рук кочерги, он посмотрел на нее, и розовый румянец окончательно сошел с его лица. А она все плакала, закрыв лицо, и приговаривала, всхлипывая:

— Вы ведь все видели, правда? Ужас какой! Я же не знала. Я была совсем сонная.

Сквозь пальцы, закрывавшие глаза, она видела, как он положил на место кочергу и нерешительно выпрямился. Алиса сильно вспотела. Шелковая блузка стала мокрой под мышками.

— Отсюда же все видно! А я-то каждый день раздевалась и…

Рыдания возобновились еще сильней, лицо побагровело, из перекошенного рта с трудом вылетали слова.

— Мне бы это все равно! Смотрите сколько хотите! Но вот этот ужас…

Медленно, так медленно, что трудно было заметить эту перемену, восковое лицо мсье Гира оживлялось, становилось человечным, взволнованным, жалким…

— Идите сюда, ладно? Тогда мне будет легче… Но он стоял возле кровати, прямой, как манекен. Руку убрать вовремя он не успел, и она сжала ее.

— Что вы тогда подумали? Вы-то лучше всех знаете, что он ведь тогда в первый раз пришел, правда?

Платка у нее с собой не было, и она утерла нос одеялом.

Мсье Гир уставился на потолок. Наверху кто-то ходил не переставая взад и вперед, ровным шагом, вероятно укачивая на руках ребенка.

— Сядьте около меня.

Он еще боролся, пытался ускользнуть из-под власти этого тела.

Чуть успокоившись, она проговорила прерывающимся голосом:

— Это раньше был просто приятель, с кем пойти в воскресенье.

Мсье Гиру это было отлично известно что он ведь всегда шел вслед за ними то на футбол, на велодром в хорошую погоду или же в кино, на площади д'Итали, если шел дождь. Он видел, как они встречаются в половине второго, всегда на одной и той же автобусной остановке. Алиса висела на руке своего спутника. Позже, когда становилось темно, они время от времени останавливались где-нибудь в подворотне, и светлые пятна их лиц сливались в одно.

— Я его теперь ненавижу! — выкрикнула она. Мсье Гир смотрел то на свой умывальник, то на будильник на каминной доске, то на печку, на все эти предметы, которыми он каждый день пользовался в одиночестве, и призывал их, казалось, на помощь. Он постепенно оттаял, но сохранял способность видеть себя со стороны, и ему не нравился этот мсье Гир, которого он сейчас видел.