Жорж Сименон - Мегрэ и ленивый вор

— И часто бывают такие заказы?

— Посмотрев наши книги, я мог бы сообщить вам, господин комиссар, сколько их было в течение последних нескольких лет. По памяти скажу: штук тридцать — сорок. Это что касается нашей фирмы. Но ведь есть и другие скорняки, те производят их сериями, конечно, не наилучшего сорта. Ага, я еще кое-что вспомнил. Недавно я видел на витрине аптеки неподалеку отсюда рекламу: вроде бы мех дикого кота — хорошее средство от ревматизма…

— Благодарю вас.

— Вы бы хотели, господин комиссар, чтобы я подготовил для вас список моих клиентов?

— Если это не затруднит вас…

В течение нескольких недель полиция усиленно разыскивала Фернана, не имея все же уверенности, что он на самом деле принимал участие в последних бандитских нападениях. Это требовало столько же кропотливого труда, сколько, например, подготовка энциклопедического словаря.

Известно было, что Фернан любил, куда обычно ходил, известны были некоторые его привычки. Для его поисков могла пригодиться даже такая мелочь, как то, что он пил только ликер кирасао, и никогда никаких иных напитков. А это было уже что-то, какой-то конкретный след… Зато при поисках убийцы Кюэнде приходилось довольствоваться несколькими волосками шерсти дикого кота…

Экспертиза установила, что эти волоски были найдены на спине пиджака жертвы, рядом с правым рукавом. Если бы они были от мехового пальто, разве они не оказались бы скорее на лацканах?

Быть может, это на женщине был мех, и она прикоснулась к его пиджаку?

Мегрэ хотелось бы принять гипотезу, что это было не пальто, а меховая накидка, чтобы прикрывать ноги в автомобиле. А если в автомобиле, то не в какой-нибудь маленькой машине типа 4 СВ, а в большом, роскошном автомобиле, хозяин которого может позволить себе купить мех для прикрывания ног.

Но разве в течение последних лет Кюэнде не забирался в дома богачей? Надо было бы осмотреть все гаражи в Париже и всюду неизменно задавать один и тот асе вопрос: в каком автомобиле находилась накидка для ног, изготовленная из меха дикого кота?

Задача почти невыполнимая…

В дверь кабинета Мегрэ постучал инспектор Фумель. Он выглядел очень усталым, веки набрякли и покраснели. Он спал даже меньше, чем Мегрэ. После ночного дежурства он еще не ложился.

— Не помешаю?

— Садись.

Было несколько таких инспекторов, которым комиссар говорил «ты» — это были его самые старые сотрудники, они начинали работу одновременно с ним, и в те времена все звали друг друга по имени, но с тех пор, как Мегрэ получил повышение, они обращались к нему только «господин комиссар» или «шеф».

— Я прочитал его дело, — сказал Фумель. — И сам не знаю, с какого конца к этому приступить. И двадцати человек было бы мало для такой работы. Из протоколов судебных заседаний я понял, что вы знали его лично, шеф.

— Я его хорошо знал. Сегодня утром я был у его матери, полуофициально. Сообщил ей эту печальную новость и сказал, что ты приедешь за ней и отведешь ее в прозекторскую. Результаты вскрытия у тебя уже готовы?

— Еще нет. Я звонил доктору Ламалю. Он велел передать мне через своего ассистента, что сегодня вечером или завтра утром пришлет рапорт для судебного следователя.

Доктор Поль в свое время не ждал, когда ему позвонят. Сам звонил Мегрэ и ворчал: «А что я буду там разговаривать с судебным следователем!»

Правда, раньше только полиция вела следствие, а судебные органы занимались в большинстве случаев теми делами, в которых подозреваемый сам признавал себя виновным.

В настоящее время существовали три этапа действий: следствие, которое вела уголовная полиция в Париже, на набережной Орфевр, судебное расследование, и только позднее, после знакомства с материалами дела, суд приступал к составлению обвинительного акта, и дело передавалось на рассмотрение суда присяжных.

— Моэрс говорил тебе о волосках шерсти дикого кота?

— Разве это шерсть дикого кота? Да, он мне говорил.

— Я только что разговаривал по телефону со скорняком. Было бы хорошо, чтобы ты собрал информацию об автомобильных меховых накидках на ноги — сколько их в Париже продано в последнее время. А расспрашивая хозяев гаражей…

— У меня нет никого в помощь.

— Знаю, старина.

— Я уже послал первый рапорт. Судебный следователь Каяку вызвал меня на сегодня на пять часов. Скверно для меня получается. Дежурство было у меня вчера ночью, значит, сегодня я должен иметь свободный день. Я кое с кем договорился, но если я позвоню и скажу, что занят на службе, этот кое-кто не поверит, и начнутся такие осложнения, что я не смогу из этого выбраться… Этот «кое-кто» — женщина, понятное дело!

— Если я узнаю что-то еще, то позвоню тебе. Но не говори судебному следователю Кажу, что я интересуюсь этим делом.

— Понимаю!

Ко второму завтраку Мегрэ пошел домой. В его квартире было не менее чисто, а паркет был натерт и также блестел, как у старой Кюэнде.

И здесь тоже было очень тепло, и была кафельная печка, несмотря на калориферы, поскольку Мегрэ любил печи и добился от администрации дома, чтобы в его комнате она была оставлена.

Из кухни доносились аппетитные запахи. А все-таки Мегрэ почувствовал внезапно, что ему чего-то не хватает — он и сам не знал чего.

В квартире матери Оноре Кюэнде царила атмосфера еще большего покоя и уюта, быть может, благодаря контрасту с уличным шумом. Из окна, так близко, что рукой можно достать, видны были лавочки и лотки, и были слышны голоса продавцов, расхваливающих свой товар.

Та квартира была меньше и ниже, и какая-то более тесная. Старая женщина проводила в ней всю жизнь, с утра до вечера. Одна-одинешенька. Только собака и кот составляли ей компанию. Когда не было сына, она наверняка не находила себе места. Может быть, и он должен купить себе собаку или кошку?

Что за глупая идея! Он ведь не старая баба, не слесаришка, а те двое приехали из глухой швейцарской деревни в столицу и наняли себе квартиру на одной из самых шумных улиц Парижа.

— О чем ты так думаешь? — внезапно спросила госпожа Мегрэ. Он усмехнулся.

— О собаке.

— Ты хочешь купить собаку?

— Нет. В конце концов это было бы не одно и то же…

Та собака была найдена на улице, со сломанными лапками…

— Отдохнешь, вздремнешь немного?

— У меня нет времени, к сожалению!

— Непонятно, доволен ты своей работой или нет…

Его поразила точность этого наблюдения. Смерть Кюэнде откровенно его огорчила. У него была личная обида на его убийцу, как если бы этот швейцарец был его другом, товарищем или, по крайней мере, старым знакомым.

Он был так сердит на них еще и за то, что они изувечили тело и бросили его, как мертвое животное, в Булонском лесу не землю, скованную льдом, где тело должно было окаменеть.