Жорж Сименон - Тюрьма

По утрам и под вечер он ждал ее звонка и нервничал, если звонок запаздывал. Но за семь лет совместной жизни был ли у них хоть один серьезный разговор?

Правда, в пору, когда он основывал журнал, он часто рассказывал ей о будущем издании. Он был увлечен, уверен в успехе. Мур-мур смотрела на него с милой улыбкой.

— Ну, как твое мнение?

— Разве такого журнала еще не было?

— Были, да не совсем такие. Мы бьем на интимное, личное. Теперь это очень важный момент, ты, по-моему, его недооцениваешь. Лозунг дня личность, индивидуальность, как раз потому, что у нас все стандартизировано, в том числе и развлечения.

— Может быть, ты и прав.

— Хочешь работать у меня в редакции?

— Нет.

— Почему?

— Жене патрона не годится быть в числе сотрудников.

Потом у них возникла проблема виллы. Они набрели на этот дом как-то в субботний день, когда ездили на прогулку за город. А в воскресенье в мотеле, где они остановились, Ален уже строил планы.

— Загородный дом нам просто необходим, согласна?

— Пожалуй, но не слишком ли это далеко от Парижа?

— Достаточно далеко, чтоб отпугнуть всяких зануд, но не слишком далеко, чтобы оттолкнуть друзей.

— А ты собираешься приглашать много народу?

Мур-мур не протестовала. Она ни в чем ему не препятствовала, охотно его слушалась и повсюду за ним ездила, но его восторгов не разделяла.

— Остановитесь, водитель. За этой красной машиной.

— Это ваша?

— Да.

— Они вам, кажется, налепили на стекло два штрафных талона.

Совершенно верно. Два штрафа. Гм, он забыл ключ на приборном щитке. Включая зажигание, Ален кинул взгляд в сторону кабаре, где никогда, до прошлой ночи, не бывал. Рядом со входом висели фотографии обнаженных девиц. На самой большой в центре он узнал Бесси — судя по всему, она была здешней звездой.

Через несколько минут он подъехал к зданию своей редакции на улице Мариньяно. Машину он оставил во дворе. Он не сразу решился подняться наверх. Был уже первый час. На первом этаже-ни души, все помещения заперты.

Что это? Он докатился до того, что боится какого-то помощника комиссара уголовной полиции?

Ален вошел в лифт. В коридорах было пусто. В большинстве отделов тоже. В своем кабинете, дверь которого была широко распахнута, он увидел ожидавшего его Бориса.

— Ушли?

— Минут десять назад.

— Что-нибудь обнаружили?

— Они мне ничего не сказали. Есть хочешь? Ален поморщился.

— Ну, у тебя сегодня и вид!

— Голова трещит с перепоя — вот и вид! Пошли. Попробую что-нибудь съесть, а ты тем временем расскажешь.

Ален думал, что застанет в кабинете беспорядок, но ошибся.

— Твоя секретарша все прибрала.

— Очень он тут разорялся?

— Кто? Комиссар? Был отменно вежлив. Кстати, на столе лежали пачки фотографий, от которых я отказался — слишком уж смелые. Так он смаковал их по крайней мере минут десять. Тоже, видно, порядочная свинья.

Неподалеку от площади Сент-Огюстен они нашли ресторанчик, где их не знали, нечто вроде бистро с клетчатыми занавесками и скатертями и обилием медной утвари взамен украшений. Хозяин, он же шеф-повар, в высоком белом колпаке ходил от столика к столику, расхваливая свои блюда.

Им удалось занять места в углу, хотя в бистро было много народу. Вокруг них ели и разговаривали люди незнакомые, чужие. Ален ничего о них не знает. У них своя жизнь, свой собственный мир, свои заботы и интересы, к которым они относятся с величайшей серьезностью, словно это имеет какое-то значение.

Зачем ему все это? Почему, например, ему не пришло в голову позавтракать наедине с Борисом у себя дома? Да, он мог бы построить свою жизнь по-другому.

Было время, когда они с Мур-мур пытались что-то изменить в своем образе жизни.

Жена загорелась желанием хозяйничать, заниматься стряпней. Они с ней обедали, сидя друг против друга, перед широкой застекленной стеной, за которой тянулись парижские крыши.

Время от времени Ален замечал, что губы Мур-мур шевелятся. Он знал, что она обращается к нему, но слова не доходили до его сознания, казались ему лишенными смысла. У него было ощущение, будто они с Мурмур отрезаны от жизни, погружены в какой-то нереальный, мертвый мир. И охваченный паническим страхом, он поспешил вырваться на волю.

В этом страхе было что-то от ночного кошмара, но только преследовал он Алена не во сне, а наяву. Алену необходимо было двигаться, слышать человеческие голоса, видеть живые человеческие лица, быть окруженным людьми.

«Окруженным» — вот оно, точное слово. Да, быть всегда в центре, быть главным действующим лицом.

Ален еще не решался себе признаться в этом. Всю жизнь у него была куча приятелей. Но не потому ли засиживался он с ними до поздней ночи, что ему страшно бывало оставаться наедине с собой?

Приятели? Или нечто вроде придворной свиты, которую он создал, чтобы обрести чувство уверенности?

На столике с колесиками им подвезли целый набор колбас и холодного мяса. Ален пытался есть, обильно запивая еду сухим вином.

— О чем комиссар тебя спрашивал?

— Почти о том же, что всех. Сначала поинтересовался, часто ли жена заходила за тобой в редакцию. Я ответил, что не заходила, а только звонила по телефону и вы встречались либо внизу, либо в каком-нибудь ресторане. Потом он спросил, был ли я знаком с твоей свояченицей. Я сказал правду, то есть что никогда ее не видел.

— Она ко мне зашла как-то раз три года назад. Ей хотелось посмотреть, где я провожу большую часть времени.

— Ну, я тогда был в отпуске. Потом он спросил, есть ли у тебя записная книжка с номерами телефонов твоих знакомых. Есть она у тебя?

— Нет.

— Значит, я не соврал. А под конец вот что. Извини, но я должен повторить его вопрос. Знал ли я, что у твоей жены есть любовник? И не подозреваю ли я кого-нибудь конкретно? А ты не подозреваешь?

Ален растерялся.

— Это мог быть кто угодно, — ответил он.

— Потом он стал вызывать телефонисток. Первой вошла Мод. Ты ведь ее знаешь. Комиссар разрешил мне присутствовать при допросе. Как видно, для того, чтобы я все тебе передал. С Мод разговор вышел примерно такой:

— Сколько лет вы работаете у господина Пуато?

— В будущем месяце исполнится четыре года.

— Вы замужем?

— Незамужняя. Бездетная. Сожителя не имею, живу со старой теткой, но она у меня просто золото.

— Состояли ли вы с господином Пуато в интимных отношениях?

— Вам угодно знать, случается ли мне время от времени переспать с Аденом? Да.

— Где же происходят ваши встречи?

— Здесь.

— Когда?

— Когда ему захочется. Он просит меня задержаться после работы. Я жду, пока уйдут сотрудники, и поднимаюсь к нему.

— Вам это кажется естественным?

— Во всяком случае, в этом нет ничего сверхъестественного.