Жорж Сименон - Мегрэ в Нью-Йорке

Начал он с того, что выпил пива в первом попавшемся баре — не оттого, что ему хотелось пить, а из какого-то суеверия: он всегда пил пиво перед тем, как начать трудный допрос, да и во время допроса.

Он вспоминал те кружки пива, которые приносил ему в его кабинет на набережной официант из «Пивной дофины» по имени Жозеф, — ему, а часто и какому-нибудь бедняге, который сидел напротив него белый как мел, ожидая вопросов и будучи почти уверен, что выйдет из кабинета в наручниках.

Почему в этот вечер Мегрэ вспоминал самый долгий, самый трудный из всех своих допросов, допрос, ставший почти классическим в анналах уголовного розыска, — допрос Месторино, который продолжался почти двадцать шесть часов?

К концу допроса комната наполнилась табачным дымом, дышать стало невозможно, все было засыпано пеплом, повсюду стояли пустые стаканы, валялись огрызки сандвичей, и оба они сняли галстуки и пиджаки; лица же у обоих были такие осунувшиеся, что посторонний вряд ли смог бы определить, кто из них убийца. Мегрэ вошел в телефонную будку чуть раньше полуночи, набрал номер «Сент-Рейджи» и попросил соединить его с Маленьким Джоном.

На другом конце провода раздался голос Мак-Джилла.

— Алло! Это Мегрэ. Я хотел бы поговорить с господином Мора.

Наверное, в его голосе было что-то такое, от чего Мак-Джиллу стало ясно: сейчас не время разыгрывать спектакль. И он просто, без уверток, с не вызывающей сомнений искренностью ответил, что Маленький Джон на приеме в «Уолдорфе» и вернется, по всей вероятности, не раньше двух часов ночи.

— А вы не можете позвонить ему или, еще лучше, съездить за ним? — спросил Мегрэ.

— Я не один. У меня в гостях приятельница и…

— Попросите ее уйти и сделайте так, как я сказал. Это совершенно необходимо, слышите? Если угодно, крайне важно, чтобы вы и Маленький Джон были у меня в номере в «Бервике» самое позднее без десяти час. Самое позднее — подчеркиваю… Нет, встреча в другом месте невозможна. Если Маленький Джон будет колебаться, скажите ему, что я хочу, чтобы он присутствовал при разговоре с человеком, которого он когда-то знал… Нет, к сожалению, сейчас больше ничего не могу вам сказать. Без десяти час.

Он заказал разговор с Ла-Бурбулем на час ночи, и у него еще оставалось время. Обычным своим неторопливым шагом, с трубкой в зубах, он отправился в «Данки-бар»; народу за стойкой было много, но, к своему великому разочарованию, он не нашел там Парсона.

Тем не менее Мегрэ выпил еще стакан пива и тут заметил в глубине зала двери в маленький зальчик. Он направился в ту сторону. В одном углу сидела пара влюбленных. В другом, на диванчике, обитом черной кожей, раскинув ноги, полулежал журналист, глядя в пространство пустыми глазами; рядом валялся стакан, Парсон узнал комиссара, но даже не пошевелился.

— Парсон! Вы еще в состоянии выслушать меня? — спросил Мегрэ. Он стоял перед журналистом и смотрел на него быть может, скорее с жалостью, чем с презрением.

Тот шевельнулся и невнятно пролепетал:

— How do you do? [13]

— Сегодня днем вы говорили, что возьмете у меня сенсационное интервью, не так ли? Так вот, если у вас хватит сил пойти вместе со мной, то, думаю, вы получите материал для лучшего интервью в своей жизни.

— Куда вы хотите меня отвести?

Парсон говорил с трудом, едва выговаривая слова заплетающимся языком, и все-таки чувствовалось, что, несмотря на опьянение, он сохраняет некоторую, если не полную, ясность мысли. В глазах его читалось недоверие, а быть может, и страх. Но гордость его была сильнее страха.

— Третья степень? — спросил он, презрительно выпятив губы; он намекал на методы физического воздействия при допросах в американской полиции.

— Нет, я не собираюсь вас допрашивать. В этом уже нет необходимости.

Парсон попытался подняться, но прежде чем это ему удалось, он дважды падал на диванчик.

— Одну минутку… — сказал Мегрэ. — Есть сейчас в баре кто-нибудь из ваших приятелей? Я имею в виду тех, о которых вы думаете. Спрашиваю об этом ради вас же. Если есть, то, пожалуй, для вас будет лучше, чтобы я вышел первым и подождал вас в такси метрах в ста отсюда, слева.

Журналист пытался понять комиссара, но это ему не удавалось; больше всего он старался не показать, что сдрейфил. Он оглядел зал, опершись на наличник двери, чтобы не упасть.

— Идите… Я за вами.

Мегрэ не пытался понять, кто из посетителей был членом банды. Это его не касалось. Это было дело лейтенанта Льюиса.

Выйдя на улицу, он подозвал такси, попросил шофера остановиться на левой стороне улицы и сел на заднее сиденье. Минут через пять Парсон, который еле ковылял и, чтобы сохранить равновесие, был вынужден внимательно смотреть себе под ноги, открыл дверцу.

Он еще съязвил:

— Загородная прогулочка?

То был намек на прогулку в автомобиле, которую устраивали убийцы, чтобы где-нибудь в пустынном месте освободиться от мешавшего им человека.

— «Бервик», — сказал Мегрэ шоферу.

«Бервик» был в двух шагах от «Данки-бара». Комиссар довел под руку своего спутника до лифта, и в усталых глазах журналиста была все та же смесь страха и гордости.

— Лейтенант Льюис у меня?

— Ни он, ни другие полицейские к вам не заходили.

Мегрэ зажег у себя в номере все лампы. Потом, когда Парсон уселся в углу, позвонил в ресторан и заказал бутылку виски, стаканы, содовую, четыре бутылки пива.

И перед тем как повесить трубку, прибавил:

— И еще несколько сандвичей с ветчиной.

Есть ему не хотелось, но так было заведено на набережной Орфевр, и для Мегрэ это стало чем-то вроде ритуала.

Парсон снова развалился, как в «Данки-баре»; время от времени он закрывал глаза и на секунду засыпал, но тут же просыпался от каждого шороха.

Половина первого. Без четверти час. На камине выстроились бутылки, стаканы и поднос с сандвичами.

— Можно, я выпью?

— Пожалуйста. Лежите, лежите, я вам подам.

Журналист был так пьян, что чуть больше спиртного или чуть меньше — было уже все равно. Мегрэ налил ему виски с содовой, и Парсон выпил с удивлением, которого не сумел скрыть.

— Странный вы тип. Черт меня возьми, если я понимаю, чего вы от меня хотите.

— Ровным счетом ничего.

Зазвонил телефон. Мегрэ сообщили, что Маленький Джон и Мак-Джилл уже внизу.

— Попросите этих господ подняться ко мне в номер.

Он поджидал в дверях и увидел их в глубине коридора. Маленький Джон во фраке казался еще более худым и нервным, чем обычно; секретарь был в смокинге, на губах у него застыла бледная улыбка.

— Входите, прошу вас. Простите, что побеспокоил, но уверен: это необходимо.

Мак-Джилл первым заметил валявшегося в кресле журналиста, и резкое движение, которое он при этом сделал, не ускользнуло от комиссара.