Эллери Квин - Игрок на другой стороне

Эллери задумчиво наморщил нос.

— Я не имел об этом представления, пока в ту ночь Игрек, перед тем как снова стать Уолтом, не дал мне на этот вопрос любопытный ответ.

— Он сказал что-то насчет грехов отцов.

— Нет, — поправил Эллери, — грехов отца — в единственном числе. Когда ты подумаешь, то поймешь, что этот ответ объясняет многое. Единственный отец в этой истории — Натаниэл Йорк-старший, сыну которого так надоели его диктаторские замашки, что он все бросил, уехал и не вернулся. Мне кажется, папа, что Уолт-Игрек каким-то сверхъестественным образом отождествил себя с Натаниэлом Йорком-младшим, в чью гибель в джунглях Натаниэл-старший так и не смог поверить. Вспомни, что по завещанию старика все состояние переходит к сыну, если он окажется живым. Уолт-Игрек, по-моему, взял на себя не только обиды молодого Нэта, но и его право на наследство.

— Насколько я понимаю, сын, — проворчал инспектор, — в этом деле возможно все, что угодно.

— Даже то, что Уолт в самом деле знал молодого Натаниэла.

Старик уставился на него.

— Чтобы выяснить это, пришлось бы пройти по следу Натаниэла Младшего вплоть до его смерти. Тогда мы, возможно, узнали бы, что его путь где-то пересекся с путем Уолта, и они, быть может, даже стали друзьями — разумеется, еще до того, как у Уолта произошло раздвоение личности. Это многое прояснило бы. Например, почему Уолт осел в этом районе. Почему он стал отождествлять себя с молодым Нэтом, если это действительно было так. Кто такой Уолт вообще, откуда он явился и тому подобное. Но я уверен, что ему довелось где-то познакомиться с Натаниэлом Йорком-младшим.

Эллери пожал плечами.

— Без всякой определенной причины — просто из любопытства — я взглянул на дату рождения Натаниэла-младшего на мемориальной доске в Йорк-Парке. 20 апреля 1924 года. Знаешь, на какой праздник выпала эта дата? На Пасху! Постепенно уговорив себя, что должен унаследовать состояние Натаниэла-старшего, Уолт начал испытывать возмущение тем, что оно достанется не ему, а четырем кузенам. А последней каплей могло оказаться открытие, сделанное, когда он корпел над своими Библиями, что JHW — его собственные инициалы — составляют большую часть тетраграмматона. Когда часть превратилась в целое, очевидно, появился мистер Игрек. JHWH — Иегова — Яхве. Игрек. И тогда, — Эллери посмотрел на отца сквозь табачный дым, — Яхве приступил к отмщению.

Эллери поднялся, чтобы снова налить кофе себе и инспектору. После фантасмагории в номере 312 никто из них не пил ничего крепче кофе.

— Итак, Уолт, отождествивший себя с Нэтом-младшим и Господом Богом, задумался о Йорках из Йорк-Сквера, — вновь заговорил Эллери. — Они имели или скоро должны были получить очень многое, и этим многим по праву следовало владеть ему. Возможно, было оскорблено чувство справедливости Яхве. Многие вполне нормальные люди, не страдающие раздвоением личности, без колебаний заявили бы, что никто из Йорков не заслужил подобного богатства. Особенно Майра и Персивал, но и Роберт с Эмили тоже, хотя бы потому, что они понятия не имеют, как тратить такие деньги. Помнишь, Персивал говорил о них то же самое? Кстати, папа, он не подал жалобу в суд?

— Нет, — ответил инспектор. — Персивал превратился в святого. Он называет случившееся ошибкой и готов все простить и забыть.

— Прости, и воздастся тебе? — пробормотал Эллери.

— Признаю, — сухо промолвил старик, — что подобная мысль приходила в голову и мне. Расчет на ответное прощение. Перс может еще много раз начинать новую жизнь, но это всегда оставляет свой отпечаток.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что он простил и свою блондинку.

— Не может быть!

— Может! Зрелище было тошнотворное. Когда блондинка прочитала в газетах о попытке самоубийства, она пришла в тюрьму и торчала там, пока ее не пропустили только для того, чтобы от нее избавиться. Она залила слезами всю тюремную больницу, а Перс отечески похлопывал ее по плечу и говорил, что все в порядке и что он все понимает. — Старик поморщился. — Я бы с удовольствием посадил ее толстой задницей прямо на скамью подсудимых за то, что она явилась ко мне и наврала с три короба, как Перс признался ей, что уговорил Уолта сделать его грязное дело. Но тут я бессилен — ее показания даны не в суде и не под присягой.

— А откуда она узнала, что кто-то уговорил Уолта? Мы до этого дошли с трудом.

— Просто догадалась. У нее под копной крашеных волос имеются кое-какие мозги. Она ведь ночи не спала, думая о том, как свести счеты с Персом, который дал ей отставку.

— И теперь они будут жить счастливо?

— Снова угадал, — усмехнулся инспектор. — Только не с блондинкой.

— Значит, Перс успел найти себе новую куколку? — воскликнул Эллери.

— Ага. Я сам их познакомил. Подумал, что они сумеют помочь друг другу.

— Неужели это мисс Салливан?!

— Вот именно, мой мальчик, — улыбаясь, кивнул старик. — Держу пари, ты не знаешь, что в пригороде будет построен реабилитационный центр — самое большое из подобных учреждений с тех пор, как отец Дамьен [72] Отец Дамьен (Жозеф де Вестер) (1840–1889) — бельгийский миссионер, заботившийся о прокаженных на острове Молокаи. изобрел лепрозорий.

— А я держу пари, — усмехнулся в ответ Эллери, — что мисс Салливан приспособит для своих целей и Йорк-Сквер.

— Не стану спорить. Она получит его вместе с миссис Шривер, которая так очарована новым Персивалом Йорком, что готова следовать за ним в ад и обратно.

В ад и обратно…

Даже если не вспоминать о необъяснимых ужасах вроде раздвоения личности, бездны человеческого ума способны внушать страх. В важных ситуациях неожиданно находятся ключевые слова — происходит случайная встреча нужных ингредиентов.

Эллери молча сидел и думал, как в течение всего расследования этого безумного дела, когда он охотился за ответом, словно кошка за мышью, но не мог поймать, какая-то тайная сила пыталась привлечь его внимание.

Как давно это было, когда Энн Дру отказалась объяснить ему, почему щенка назвали Гоблин? Как близок он тогда был к разгадке! И ведь на любой стадии игры Том Арчер мог дать ему ответ, если бы у Эллери хватило ума задать вопрос.

В ад и обратно…

Гоблин — это домовой. Арчер из озорства назвал так собаку, потому что дьявол — противник Бога, а Гоб — Бог наоборот.

«Возможно, ожидать, что я об этом догадаюсь, слишком много даже для меня», — подумал Эллери и улыбнулся.

— Что ты сказал, папа? — переспросил он. — Я прослушал.

— Я сказал, что пришел конец твоей игры. Той, в которую ты не хотел играть.

— Пожалуй…

Казалось, все это произошло давным-давно с каким-то незнакомым тупицей, решившим, что он должен заняться чем-нибудь другим, потому что технический прогресс избавил его от противников. Какая чушь! Безумие или отклонение от нормы — особенно такое необычное, которым страдал Джон Хенри Уолт, — было вне юрисдикции компьютеров. Когда игроком на другой стороне овладевал дьявол, его противником должен был быть человек.