Джон Карр - А потом - убийство!

— Кто там, наверху? — резко осведомился Билл.

— Некие мистер Хаккетт, мистер Фиск и мисс Флер.

Что-то щелкнуло у Моники в мозгу, но только на мгновение.

— Во всем случившемся есть что-то очень странное, — выпалила она и, замолчав, покраснела.

— Что такое, мисс? — с участливым видом повернулся к ней Мастерс.

— Да нет, я так… Возможно, ничего и нет…

— Тем не менее, выкладывайте, мисс, — вкрадчиво попросил старший инспектор. — Облегчите душу. Никогда не знаешь, что важно, а что нет, верно?

— Да… Речь идет о Фрэнсис Флер. Когда она уходила от меня… около семи… она сказала, что едет прямо в Лондон, за мужем. Потом, уже в восьмом часу, она встретила Билла и кое-что ему сказала. — Воспоминания мучили Монику, и она поспешила дальше: — А сейчас, в восемь, по вашим словам, она наверху беседовала с вами.

Ей ответил Билл.

— Все в порядке, — заверил он ее так же торопливо. — Я видел в Лондоне Гагерна; он ждал ее. Я… случайно с ним столкнулся. Когда мое такси остановилось перед входом в главный корпус, я увидел, что она стоит на ступеньках. Было четверть восьмого, но еще не совсем стемнело, хотя все окна были занавешены маскировочными шторами. Я отпустил такси и спросил, передала ли она то, что я ей поручил, мисс Стэнтон. — Он заговорил громче, обращаясь к Мастерсу. — А еще я сказал, что она получит нагоняй от Гагерна за то, что опоздала. Она ответила, что решила вообще не ездить в Лондон; она позвонила Гагерну по телефону и сообщила ему о своем решении. Потом она принялась сплетничать по пустякам, старший инспектор; к делу это не относится, но я, разумеется, не поверил ни единому ее слову, хотя и попытался потом обратить все в шутку. Шутка не удалась.

— Ну, ну, сэр, нет никакой необходимости так кричать. Я вас прекрасно слышу.

Билл замолчал. Он чувствовал себя виноватым, однако заволновался еще сильнее.

— Действительно, как странно! — пробормотал он себе под нос. Он вспомнил, как Фрэнсис Флер стояла на белых ступеньках под вечереющим небом, а за спиной у нее белели призрачные павильоны «Пайнема». — Знаете, старший инспектор, Фрэнсис ничего не сказала мне о вашем приезде. То есть… возможно, она не знала о том, что вы здесь.

— Знала, — возразила Моника.

(Да, и Мастерс вел себя как-то странно.)

— Ну возможно, она просто не хотела, чтобы о моем присутствии стало известно всем, — хихикнул Мастерс. — Обычные люди недолюбливают нас, сыщиков. Как бы там ни было, она определенно была со мной — и с другими людьми — с двадцати минут восьмого. Очень красивая дама. Да-да. О-очень красивая!

Старший инспектор задумался. Но уши у него были чуткие, как микрофоны. Он повернулся к Монике:

— Прошу прощения, мисс… Что вы там говорили о каких-то пустяковых сплетнях?

— Ничего. Я так, про себя.

— Да? Возможно, они все же важны.

— Старший инспектор, — медленно заговорил Билл, — не знаю, что вы здесь делаете, а вы, видимо, не склонны делиться информацией. Могу лишь сообщить, что, если вы не облечены официальными полномочиями, должно быть, дело в ваших замечательных способностях вести переговоры, раз вам удалось удерживать столько народу до восьми вечера и заставить их сидеть без ужина.

— Не знаю, сэр, возможно, они сидели без ужина и благодаря моим замечательным способностям… Я, кстати, тоже не ужинал, раз уж на то пошло. Однако почту за честь, если вы с вашей приятельницей пойдете со мной… Доктор, вы побудете с ней?

— Да. Позвоните, если я понадоблюсь.

Мастерс повел их застекленной галереей назад, к главному входу. Следом за ним молодые люди поднялись по лестнице в коридор, по обеим сторонам которого было множество дверей. Он жестом пригласил их войти в один из кабинетов.

Внутри их терпеливо дожидался злой как черт сэр Генри Мерривейл.

Г.М. сидел за сверкающим полировкой столом, на котором стоял аппарат для селекторной связи — такой, где нужно переключать кнопки. Видимо, аппарат очень занимал сэра Генри. Однако лоб его пересекала озабоченная складка.

— Значит, вы их нашли, — проворчал он.

— Нашел, — кивнул Мастерс. — А еще… беда пришла раньше, чем вы предсказывали. Мисс Парсонс взяла отравленную сигарету из шкатулки, которая стояла на столе этой молодой леди. — Он представил их друг другу. — Мисс Стэнтон — сэр Генри Мерривейл.

Г.М. с трудом поднялся на ноги, торжественно склонил лысую голову и снова сел.

— Итак, — пробормотал он. — Неужели она?..

— Вероятно.

— Значит, — не выдержал Билл Картрайт, — вы все-таки решили приехать и помочь нам?

— Меня интересует пропавшая пленка, — зарычал Г.М. — И больше ничего! Только у меня есть совесть. Я не могу стоять в стороне и наблюдать, как человека запихивают прямо в прокатный стан, не пытаясь ему помочь. — Он уставился на Монику. Потом его глазки переместились к двери, ведущей в смежный кабинет. За дверью слышались невнятные голоса. — Я видел всех действующих лиц, — продолжал он. — И задал им интересующие меня вопросы. Особенно мисс Флер.

— Да, — кивнул Мастерс, — и славные же были вопросики! Прошу прощения, мисс. Первым делом он спросил ее, по-настоящему ли она мылась в ванне, когда ее показывали в фильме, или понарошку.

Г.М. засопел носом.

— Мне просто было любопытно. Всю жизнь мечтал побывать на киностудии. А теперь, когда у меня появился благовидный предлог, оказывается, здесь все черно, как в угольном погребе. Знаете, Мастерс, во мне погиб великий актер. Я всегда думал, что сумею сыграть Ричарда Третьего.

— Кто, вы?!

— А что? — заревел Г.М., оскорбленный до глубины души. — В прежние времена я ни о чем другом не мечтал! Я вам рассказывал, что дружил с Генри Ирвингом? Тогда я еще не облысел и выглядел вполне ничего себе! Так вот, я вечно приставал к нему, чтобы он позволил мне сыграть Ричарда Третьего.

— Понятно. И он позволил?

— Вообще-то нет, — помрачнел Г.М. — То есть не совсем. Он сказал: «Мой дорогой, ничто не доставит мне большего удовольствия, чем позволить вам сыграть Ричарда Третьего. Но, откровенно говоря, если бы я разрешил вам сыграть Ричарда Третьего — или кого угодно, кроме третьего стражника с копьем без слов, — от театра «Лицеум» не осталось бы камня на камне!» Это в нем говорил художественный вкус. Вот у него он был! Кстати, раз уж речь зашла о художественном вкусе… кажется, у нас здесь его с лихвой хватает. Отравленная сигарета, значит? Чем ее отравили?

— Белладонной, — ответил Билл.

— Белладонной. Судя по выражению вашего лица, полагаю, белладонна тоже была вашей блестящей идеей?

— Не растравляйте рану, мне и так плохо. — Биллу повсюду мерещилось лицо Тилли. — Да, я кое-что набросал о белладонне, но отравленная сигарета была лишь одной из идей. Да, свои заметки я хранил в столе. Но неужели всякий раз, как вы задумываете написать роман, надо думать о том, что кто-то попробует…