Джозефина Тэй - Поющие пески

Все эти известия только увеличили аппетит Гранта, вместо того чтобы его удовлетворить.

Он подождал, пока, по его мнению, Вильямс удобно усядется в кресле с трубкой и газетой, его жена займется штопаньем носков, а Анжел и Леонард примутся за уроки, и заказал телефонный разговор. Конечно, существовал риск, что Вильямса не окажется дома, он будет преследовать какого-нибудь преступника, но был также шанс, что Грант застанет сержанта у домашнего очага.

Он застал его.

Поблагодарив за письмо, Грант начал выпытывать:

— Вы написали, что семья послала деньги на похороны. Никто не приехал его идентифицировать?

— Нет, его идентифицировали по фотографии.

— Фотографии, сделанной при жизни?

— Нет, нет. Фотографии умершего.

— Никто из Лондона не обратился, чтобы его идентифицировать? Это удивительно.

— Не так уж, если он был подозрительной личностью. Такие не любят создавать себе хлопоты.

— Разве что-нибудь говорит о том, что он был подозрительной личностью?

— Нет, мне не кажется.

— У него была какая-нибудь профессия?

— Механик.

— Был ли у него паспорт?

— Нет, только обычные документы. И письма.

— Ага, письма?

— Да, два или три, как это обычно бывает. Одно от девушки… Она писала, что будет его ждать. Подождет теперь…

— Письма были написаны по-французски?

— Да.

— Какие деньги были у него при себе?

— Минутку, поищу записи. Гм-гм, двадцать два фунта и десять шиллингов в разных банкнотах, двадцать и полпенса в серебре и меди.

— Все английские?

— Да.

— Не имел паспорта, но имел английские деньги… Следует думать, что он находился в Англии довольно долго. Меня удивляет, почему никто не обратился в полицию по его поводу?

— Могут еще не знать, что он умер. Дело не получило огласки.

— Не найдено ли при нем какого-нибудь английского адреса?

— Нет. Письма были без конвертов, спрятаны в бумажнике. Наверное, кто-нибудь из друзей еще появится.

— Известно ли, куда он ехал? И зачем?

— Нет, кажется, нет.

— Какой у него был багаж?

— Маленький саквояж. Рубашка, носки, пижама и домашние туфли. Никаких меток из прачечной.

— Что? Почему? Это были новые вещи?

— Ах нет, нет. — В голосе Вильямса прозвучала насмешка над такой подозрительностью Гранта. — Сильно поношенные.

— Был ли какой-нибудь фирменный знак на туфлях?

— Нет, это такие кожаные башмаки ручной работы, которых полно на базарах Северной Африки и в средиземноморских портах.

— Что еще?

— В саквояже? Новый Завет на французском и роман, тоже французский. Обе книги довольно старые.

— Три минуты, — сказали на почте.

Грант использовал дальнейшие три минуты, но больше не продвинулся ни на шаг в деле «Би-семь». Он узнал только, что Мартэн не значился в полицейских картотеках ни во Франции, ни в Великобритании и вообще о нем ничего не было известно.

— А кроме того, — сказал Вильямс, — когда я писал письмо, то совсем забыл о вашем постскриптуме.

— Каком постскриптуме? — удивился Грант и только теперь вспомнил, что тогда, подумав, он дописал: «Если у вас не будет никаких других идей, постарайтесь узнать, не интересуется ли контрразведка неким Арчибальдом Броуном, шотландским патриотом. Если вы сошлетесь на меня, то Тед Ханна наверняка предоставит вам информацию».

— А, действительно. Тот патриот. Неужели у вас было на это время? Это совершенно неважно.

— Дело в том, что я наткнулся на вашего друга позавчера в автобусе случайно, он сказал, что не имеет ничего против этой птички, но охотно узнал бы кое-что о воронах. Это что-нибудь вам говорит?

— Да, — ответил Грант, развеселившись. — Постараюсь дать ему ответ. Можете ему передать, что это будет мое отпускное задание.

— Я вас очень прошу держаться подальше от работы и выздороветь, прежде чем наша старая конура разлетится без вас!

— Ботинки на ногах чьего производства?

— На каких ногах? Ага, понимаю. Из Карачи.

— ОТКУДА?

— Из Карачи.

— Мне показалось, что я ослышался! Выглядит так, что этот тип путешествовал по свету. Может, была какая-нибудь надпись на книге?

— Не думаю. Не помню, записал ли я что-нибудь на эту тему. Сейчас проверю. А, записал — ничего не было.

— В реестре пропавших не нашлось никого, кто бы подходил?

— Никого. Даже приблизительно. Никто не заявил, что он пропал.

— Очень мило с вашей стороны, что вы столько потрудились вместо того, чтобы сразу же отослать меня к удочке и рыбам. Я постараюсь не остаться в долгу.

— А как там рыба? Ловится?

— Горные ручьи совершенно высохли, а рыба сидит в самой глубине, если только она где-то осталась. Поэтому я занимаюсь делами, которые не стоят пяти минут таких занятых людей, как вы.

Но он хорошо знал, что это неправда. Не от скуки он заинтересовался пассажиром «Би-семь». У него было удивительное чувство отождествления с личностью «Би-семь». Не в смысле тождества, но идентичности интересов, хотя, принимая во внимание то, что он видел его только раз и ничего о нем не знал, это было совершенно нелепо. Может, потому что «Би-семь» был похож на человека, который также боролся с демонами. Может, именно тут был зародыш личной заинтересованности делом, солидарности с этим молодым человеком?

Грант представлял себе, что «Би-семь» искал свой Рай в алкогольном опьянении. Эту мысль подсказал ему запах виски в купе. Но вот оказывается, что юноша не упился. Он не был даже очень пьян, просто слегка выпил. Падая, ударился затылком о край умывальника. Это могло случиться с каждым. Охраняемый удивительными созданиями, Рай не был местом бегства алкоголика.

Его оторвали от этих мыслей слова Вильямса.

— Что вы сказали?

— Я забыл добавить: по мнению проводника, кто-то провожал Мартэна на вокзале.

— Почему вы только сейчас об этом вспомнили?

— Наверное, потому, что от проводника было не много пользы. Он вел себя так, словно все это дело выдумано специально ему назло. Это сказал мне сержант, который там был.

В этом был весь Джогурт, ни дать ни взять.

— Но что он сказал?

— Он сказал, что, когда еще на вокзале Истон он проходил по коридору, кто-то находился в купе вместе с Мартэном. Какой-то мужчина. Он не разглядел его хорошо, потому что дверь купе была прикрыта, и знает только, что Мартэн разговаривал с каким-то мужчиной. Они шутили, как пара друзей. Говорили об ограблении какой-то гостиницы.

— ЧТО ТАКОЕ?

— Ну, именно так. Проводник дал показания, что он услышал «рубай Кале», а поскольку нельзя «рубать» футбольную команду, то остается только гостиница. Кажется, почти каждая гостиница в Шотландии обязательно называется «Ваверлей» или «Каледониен», то есть в просторечии «Кале». Он еще добавил, что они не говорили этого серьезно.