Джозефина Тэй - Поющие пески

Он не оказал ничего после первого открытия. Потому что если то, что он видел, было городом в песках, то понятно, почему он молчал. Над ним бы стали смеяться. Дразнили бы его по поводу миражей, говорили бы, что у него крыша поехала. Даже если кто-то из сотрудников ОКЭЛ когда-нибудь слышал об этой легенде — а это было маловероятно в таком беспокойном и непоседливом обществе, — то все равно ему бы надоедали, по поводу каких-то бредовых идей. А потому Билл, который писал сомкнуто «м» и «н» и был «немного замкнут в себе», не оказал ничего, а вернулся посмотреть еще раз. Он возвращался опять и опять. Или потому, что хотел найти место, которое один раз увидел, или же, если он уже определил его местоположение, чтобы опять на него поглядеть.

Он изучал карты. Читал книги об Аравии. А потом?..

Потом он решил ехать в Англию.

Он организовал путешествие в Париж с Тэдом Калленом. И внезапно изменил свое намерение, решил провести немного времени в одиночестве в Англии. В Англии у него не было родственников. Он не был в Англии много лет и, по рассказу Каллена, никогда не ощущал ностальгии и не поддерживал там ни с кем постоянной переписки. После смерти родителей его воспитала тетка, и она сейчас тоже была мертва. И все же ему захотелось вернуться в Англию.

Грант сел, и его окружила тишина. Он слышал чуть ли не шорох оседающей пыли. Год за годом спокойно оседающей пыли. Как в Вабаре.

Билл Кенрик приехал в Англию. А через три недели, когда он должен был встретиться со своим другом в Париже, он появляется в Шотландии как Шарль Мартэн.

Грант был в состоянии понять, почему Кенрику захотелось приехать в Англию, но зачем весь этот маскарад? И эта внезапная поездка на север?

Кого он хотел посетить в качестве Шарля Мартэна?

Впрочем, он мог посетить этого кого-то и позднее встретиться с другом в Париже в условленный день, если бы с ним по пьяному делу не случилось этого несчастья. Он мог повидаться с кем-то в Шотландии, а потом полететь на самолете из Скоона прямо на ужин с другом в отеле «Сен-Жак».

Но почему в качестве Шарля Мартэна?

Грант положил книги на полку, на прощание с одобрением похлопывая по ним, чего он не делал с книгами о Гебридах, и пошел навестить господина Тэллискера в его небольшой конторе. У него уже была по крайней мере какая-то идея по делу Кенрика. Он знал, где искать его следы.

— Кто, по вашему мнению, является сейчас в Англии самым большим авторитетом по Аравии? — спросил он господина Тэллискера.

Господин Тэллискер пренебрежительно махнул очками. Наследников Томаса и Филби развелись целые своры, но он полагает, что только Хирон Ллойд является действительно большим авторитетом. Он, господин Тэллискер, благожелательно настроен по отношению к Ллойду, ибо Ллойд — это единственный из всей этой компании, кто может писать, как литератор, однако правдой является также и то, что, независимо от его писательского таланта, это человек большого калибра, человек благородный и с прекрасной репутаций. О его экспедициях много говорилось; Ллойд пользовался уважением также и у арабов.

Грант поблагодарил господина Тэллискера и пошел заглянуть еще и в «Кто есть кто». Он искал адрес Хирона Ллойда.

Потом он вышел в город. И, вместо того чтобы направиться в изысканный ресторан «Каледониен», поддался непонятному импульсу и пошел на другой конец города, чтобы подкрепиться там, где он завтракал с тенью «Би-семь» в угрюмое утро всего лишь пару недель назад.

Сегодня зал не был погружен во мрак. Все было накрахмалено и блестело: серебро, стекло, лен. Была также и Мэри — тихая, мягкая и пухлая. Такая же, как в то утро. Он помнил, что тогда он нуждался в утешении, в возвращении веры в себя и едва мог поверить, что это именно он был тем существом с истощенными нервами.

Он сел за тот же стол возле зеркала, напротив двери для персонала. Мэри подошла, чтобы принять заказ, и спросила, как прошла рыбалка на Турли.

— Откуда вы знаете, что я рыбачил на Турли?

— Вы завтракали с господином Рэнкином. Вы пришли прямо с поезда.

Да, он вышел из поезда после ночи, полной метания и страданий. Это была отвратительная ночь. Он вышел из поезда, попрощавшись в нем с «Би-семь» случайным взглядом и мимолетной секундой жалости. Однако «Би-семь» стократно заплатил за это мгновенье легкого сочувствия. Потому что с того момента он сопровождал его и в конце концов его вылечил. Ведь это именно «Би-семь» послал его на Гебриды, на эти безумные, холодные и продуваемые ветром бесплодные пески. В этой ужасной бездне абсурда Грант делал все то, чего при иных обстоятельствах он бы делать не стал: он смеялся до слез, плясал, позволял вихрю швырять его как листок, пел, а также молча сидел и смотрел. Потом он вернулся оттуда нормальным человеком. Он задолжал пассажиру из Би-семь больше, чем был в состоянии ему заплатить.

Во время ленча он думал о Кенрике. Молодой человек, у которого не было семьи. Чувствовал ли он себя одиноким, или же просто свободным? А если свободным, то была это свобода ласточки или свобода орла? Метание в поисках солнца или высоко парящее достоинство?

У Кенрика была по крайней мере одна черта, которая во всех странах и во все времена была настолько же редкой, насколько и вызывающей к нему расположение. Он был человеком дела и одновременно обладал интуицией поэта. Именно этим он отличался от толпы беззаботных сотрудников ОКЭЛ, что сновали столь же бездумно, как москиты, по замечательным трассам над континентами. Именно этим он отличался от плотной толпы на лондской железнодорожной станции в пять часов пополудни, для которой проезд за полкроны был приключением. Если мертвый парень из «Би-семь» не был Сиднеем [4] Лорд Филипп Сидней (1554-1586) — государственный деятель, ученый, поэт и писатель эпохи английского ренессанса. или Гренфеллом, [5] Джордж Гренфелл (1849-1906) — английский миссионер и исследователь областей Конго и Камеруна. то по крайней мере он обладал общими с ними чертами.

И за это Грант любил его.

— Если ты не будешь осторожен, то вскоре выстроишь себе целую философию на тему Билла Кенрика, — заговорил голос рассудка.

— Я уже это сделал, — сказал он весело, и голос, побежденный, отступил в тишину.

Он оставил Мэри изрядные чаевые и пошел забронировать два билета на утренний самолет в Лондон. Впереди у него все еще было больше недели отпуска и Турли, изобилующая рыбой, но после вчерашнего полудня его интересовало только одно дело: Билл Кенрик.

Он купил для Пата столько сладостей, что мальчик мог бы проболеть после них три месяца, и направился в сторону холмов. Он боялся, что сладости чересчур изысканны, чтобы полностью задобрить Патрика, потому что ведь, как тот сам признался, его любимым лакомством были какие-то «Глаза ОГО-ПОГО» с витрины госпожи Мэр. Во всяком случае, Лора наверняка будет снабжать его этими сладостями.