Марджери Аллингхэм - Работа для гробовщика

Как обычно, помогал он себе руками и телом, изображал Рени, делая странные движения большим и указательным пальцами. Каким чудом сумел он передать острый маленький носик престарелой актрисы и её птичье щебетание, Кэмпион не понимал, но все равно видел её как живую. И сразу ощутил внезапный прилив энергии, словно пробудился давно бездействовавший закоулок его мозга.

— А мисс Рут? — спросил он, смеясь. — Платила фунт и девять пенсов, и небось на этом настаивала?

— Нет, — главный сюрприз инспектор приберёг под самый конец. — Нет. Последний год жизни мисс Рут платила очень нерегулярно. Временами давала семь фунтов, а порой буквально несколько пенни. Рени ведёт точнейшие подсчёты и утверждает, что та осталась ей должна ещё пятёрку.

— Интересно…А сколько Рут должна была платить?

— Три фунта, как все остальные. И вот ещё что. Рени — особа состоятельная.

— Ротшильд в юбке.

— У неё есть деньги, и немало, — уныло сообщил Чарли Люк. — Надеюсь, не от контактов с Джесси Боулсом. Знаете, это подорвало бы мою веру в женщин.

— Не думаю. Будь это так, тянула бы она меня вниз среди ночи, чтобы поймать с поличным своего сообщника?

— Верно, — инспектор посветлел лицом. — А теперь я пошёл заниматься делами. Мы вместе навестим почтённого директора банка? Зовут его Генри Джеймс, почему-то это имя кажется мне странно знакомым. Я собираюсь заглянуть туда часов около десяти.

— А сколько сейчас? — Кэмпион устыдился, что ещё валяется в постели. Его собственные часы, видимо, остановились, потому что показывали без четверти шесть.

Люк взглянул на свою серебряную луковицу, которую извлёк из кармана пиджака. Потом тряхнул её как следует.

— Это же надо, без десяти шесть. Я пришёл около пяти, но не хотел будить вас сразу, боялся, что вы поздно легли…

— Мы, старики, любим поспать, — пошутил Кэмпион. — Вам теперь предстоят несколько часов писанины, если я правильно понял?

— О да, нужно спешить. У нас тоже не хватает людей. А тут ещё это, — он принялся внимательно всматриваться в какой-то листок, несколько чище остальных. — Директор тюрьмы Его Королевского величества в Чарлзфилдсе сообщает, что у них в госпитале находится некий Лаки Джефриз, который отбывает двухлетний срок за кражу со взломом. Он при смерти, какие-то внутренние проблемы. — Люк запнулся. — Во всяком случае, в бреду он непрерывно шепчет:" — Эпрон Стрит, избегай Эпрон Стрит." Твердит одно и то же. А когда приходит в себя и его спрашивают, что это значит, разумеется, не хочет или не может объяснить. Утверждает, что вообще не слышал о такой улице. В Лондоне три Эпрон Стрит, поэтому дирекция тюрьмы уведомила полицию всех трех участков. Быть может, нашей улицы это не касается, однако заставляет задуматься.

Кэмпион внезапно сел, и хорошо знакомый порочно сладостный холодок медленно пополз по спине.

— Значит он чего-то боится?

— Видимо да. В заключение там такая пометка:" — Врач сообщает, что пациент при этом сильно потеет и нервничает. И хотя прочие слова, даже весьма неприличные, произносит громко, про Эпрон Стрит всегда поминает только шёпотом."

Кэмпион отбросил одеяло и заявил:

— Встаю!

Кабинет директора банка был старомоден каждым своим дюймом. Небольшая комната с угольным камином была оклеена богатыми красно-золотыми обоями с китайским узором, на полу лежал турецкий ковёр, а угол занимал шкаф, где наверняка держали шерри и сигары. Ещё там стояло большое бюро красного дерева, смахивавшее на катафалк, а для клиентов — кресло зеленой кожи, высокая спинка которого обита была по краям медными гвоздиками.

Над камином висел неплохой портрет маслом, изображавший джентльмена в вычурном сюртуке викторианских времён и высоком воротничке, заслонявшем подбородок.

Пока Кэмпион оглядывался вокруг, ему без всякой видимой причины вдруг пришло в голову, что прежде старательно избегали писать слово «банкрот», словно нечто непристойное.

На таком фоне мистер Генри Джеймс выглядел слишком современно и неуместно. Стоял за бюро, он с сомнением присматривался к своим гостям. Банкир был ухожен до неприличия, его редевшие волосы так плотно прилегали к голове, что производили впечатление покрытых лаком. Сорочка сверкала безупречной белизной, а деликатный узор на бабочке был почти незаметен.

— Простите, джентльмены, но ситуация в самом деле весьма щекотливая. За всю мою карьеру мне ещё не приходилось сталкиваться с чем-то подобным. — Голос был таким же приглаженным, как и он сам, — чистые гласные, прекрасно произносимые согласные. — Я уже вам говорил, инспектор, что Банк — он явно произносил это слово с большой буквы, почти как «Бог», — не может дать вам никакой информации, кроме как по требованию суда, а я искренне надеюсь, что до этого не дойдёт.

В этом кабинете Чарли Люк больше чем обычно походил на гангстера. Широко ухмыляясь, он поглядывал на своего спутника как верный пёс, который только ждёт команды, чтобы задать перцу.

Кэмпион с интересом поглядывал сквозь роговые очки на свою жертву.

— Это неофициальная беседа. Почти… — добавил он.

— Извините, как это?

— Я имел в виду, что вам стоит на минутку забыть про банк.

Слабая улыбка скользнула по округлой физиономии собеседника.

— Это мне довольно трудно обещать.

Не иначе как по чистой случайности оба собеседника одновременно взглянули на портрет над камином.

— Основатель? — спросил Кэмпион.

— Внук основателя, мистер Джефферсон Клодж, в возрасте тридцати семи лет.

— Он ещё жив?

— Ну конечно нет. Портрет написан в тысяча восемьсот шестьдесят третьем.

— Банк в числе известных?

— Не слишком. — В голосе Джеймса звучал лёгкий укор. Лучшие банки, если позволите заметить, отличаются отсутствием этого качества.

Улыбка Кэмпиона просто обезоруживала.

— Вы довольно близко знакомы с семейством Палинодов, верно?

Директор провёл ладонью по лбу.

— Да, черт возьми, — неожиданно заявил он. — Да, пожалуй. Я их знаю с детства, они наши старейшие клиенты.

— Тогда постараемся избегать денежных вопросов. Хорошо?

Мистер Джеймс казался и грустным, и довольным.

— Придётся. Что вас, собственно, интересует?

Инспектор вздохнул и придвинул кресло поближе.

— А что может интересовать следствие? Мисс Рут Палинод была убита.

— Это официальная версия?

— Да, но мы её пока не разглашаем, пока следствие не закончится. Мы из полиции, как вы вероятно догадываетесь.

В беспокойных круглых глазках блеснула признательность.

— Вы хотели бы знать, как давно я знал её и когда видел в последний раз, верно? Ну что же, знал её я с детства, а в последний раз видел как-то утром, за несколько дней до её смерти. Трудно вспомнить, когда именно, но полагаю, накануне её болезни. Она приходила сюда.