Раймонд Чэндлер - Кровавый ветер

Под деревьями замер тяжелый автомобиль. Но мое внимание приковал не сам автомобиль, а фигура человека рядом. Человек внимательно следил за полетом аэроплана.

Вспышка! Или мне почудилось? Но О'Рурк рядом констатировал:

— Пожар на борту. Прыжок. Парашют… не раскрылся.

Горбатая фигурка чуть поколебалась — и закувыркалась вниз, к земле, со все возрастающей скоростью. Я ожидал рывка, вздутия громадного пузыря, сдерживающего падение, — тщетно. Руки и ноги фигурки беспорядочно дергались, к земле как будто летела тряпичная кукла.

— Бог мой, — услышал я голос О'Рурка, — он выбросил ее из самолета…

Падающее тело врезалось в деревья, и я зажмурился. Конец Флэйм… Конец всему…

— А сам он… — недоумевал О'Рурк. — Самолет-то горит. Теряет управление. Что-то у него не ладится.

Действительно, самолет нырял, заваливался набок, приближался к земле… Вот снова рванулся вверх, опять потерял высоту, нырнул и врезался в кроны деревьев в сотне футов от нас.

— Ее… Ее уже не спасти, — сдавленным голосом проговорил О'Рурк. — Но этот гад, если он еще жив, теперь никуда не денется. Попался с поличным.

И мы понеслись через поле.

Я не совсем понял, что произошло, но падал аэроплан неравномерно, вихляя из стороны в сторону, и перед самой землей вдруг задрал нос к ускользнувшему от него навсегда небу. Лишь после этого он прочно застрял в ветвях двух мощных дубов.

И огонь.

— Быстрее! — крикнул О'Рурк. — Как бы бак не взорвался.

— Пусть сгорит, скотина! — завопил я, но тут же одумался. Подпрыгнув, я зацепился за ветку, подтянулся…

…Передо мной пятна физиономий присяжных… Мантии судей… И я заявляю, что мне привиделся пистолет в руках Микеле Горгона. И я выстрелил, защищая свою жизнь. Взять Микеле? Судить его? Человека, который покупал суды и судей? Нет, никаких судей, никакого правосудия. Есть иной суд. Есть Высший Судия.

Вот он, скрючился в кабине, сволочь. В лицо мне пахнуло жаром пламени, ветер порывистый, неровный.

— Привет, доктор! — крикнул я в каком-то приступе яростного безумия, ненависти, чего-то еще, от чего хотелось рыдать.

О н услышал. Шевельнулся, попытался подняться.

Правой рукой я схватил пистолет. Левой схватил его за шлем и повернул к себе голову. Пусть знает!..

На меня смотрели широко раскрытые испуганные глаза. Это Флоренс Драммонд. Флэйм!

Не помню, как я ее вытащил. Скорее всего, только мешал О'Рурку и Брофи. Может быть, обошелся без них. Из головы выскочило. Помню, как она лежала на траве.

О'Рурк хлопотал насчет воды, Брофи побежал к машине за дежурной фляжкой в бардачке. Я держал Флэйм в руках.

— Это не убийство, Рэйс, — повторяла она в который раз. — Я пропорола его парашют ножом. И сказала ему. Сказала перед тем, как он прыгнул. Но он прыгнул. Оставил меня в горящем самолете. О моем парашюте он тоже позаботился.

— Хватит, хватит, — остановил я ее. — О'Рурку об этом знать необязательно.

Слышал О'Рурк или нет, не знаю. Но я видел, как он направился через поле к месту падения Микеле Горгона.

А Флэйм рассказывала:

— Я должна была выяснить обстоятельства смерти сестры и катастрофы, изуродовавшей ее. Узнать, хотел ли он ее убить, подстроил ли аварию. Потому и направилась на встречу. Самолет он купил на мое имя. Боялся, что выяснится правда о Розмари. Боялся — панически боялся — ночного голоса в телефонной трубке и подготовил путь к бегству. От меня ничего не утаил. Как только взлетели, так и принялся рассказывать. Похвалялся. Смаковал. И как убил ее — заставил покончить с собой — в больнице, использовав ее физическую и психическую немощность. Сообщил ей, что в потайном карманчике хранятся яд и зеркало. И пообещал через два часа привести того, кого она любила.

Она замолчала и протерла сухие глаза. Плакать она, как я подозреваю, не научилась.

— Защищаться мне было нечем. Пистолет он у меня отнял. А механик, прежде чем крутануть винт, ударил меня чем-то тяжелым по голове. Я пришла в себя уже в воздухе. Он все неплохо продумал. Механик должен был под присягой заявить, что я взлетела одна. Микеле поджигает самолет, выпрыгивает с парашютом, возвращается домой, отдыхает.

«Я готовил тебе свадебную карету, Флоренс, — сказал он мне. — А теперь этот самолет станет твоим гробом. Ты повторила ошибку сестры. Я любил тебя, я мог сделать тебя счастливой. Но ты оказалась коповской стукачкой. Мне не нужна полиция в доме. Я обойдусь без тебя». Он что-то сделал с ручками управления, нырнул под приборную доску. Потом вылез и приготовился к прыжку. В правой руке пистолет, направленный на меня, указательный палец левой сунул в кольцо парашюта.

«Нет, Микеле, тебе придется умереть со мной, — сказала я ему. — Твой парашют испорчен». Он, казалось, не сразу понял. Потом улыбнулся и протянул руку через плечо. Тут самолет тряхнуло, и он свалился вниз. Казалось, через вечность до меня донесся его ужасный вопль. Но я предупредила его, что парашют испорчен, предупредила…

Я прикрыл ее губы своей ладонью. О'Рурк возвращался.

— «Ройс» и механика оставим местной полиции. Я загляну к Майеру, — И О'Рурк полез в полицейскую машину. — Насчет того парня под деревьями, Рэйс, можешь не волноваться. Тихий, как Тутанхамон. И вне всяких сомнений наш общий друг Микеле Горгон.

— Да… и Флэйм действовала в рамках самозащиты…

— Придержи язык, Рэйс. — Он сосредоточился на своей сигаре. — Тело Горгона висело на ветках, когда я туда добрался. — Я насторожился, так как своими глазами видел тело распростертым на земле. — Значит, висело. Поняли? Уж я-то точно знаю, потому что парашют пришлось в куски раскромсать, чтобы труп снять. В полоски разрезал. Тоже поняли? Непонятно, почему он не раскрылся, парашют, но такое ведь бывает иной раз. И чаще всего непонятно из-за чего.

Да, О'Рурк классный скаут, кто ж спорит. Микеле Горгон, державший Флэйм в руках, мертв. Это, конечно, предрассудки… державший в руках… И не только в переносном смысле. Вовсе не из-за этого я сунул в рот сигарету и закурил. Просто покурить захотелось. Давно не курил.

Что еще? Да почти ничего. Тело Эдди Горгона всплыло тремя днями позже. В бухте всплыло. Скорее всего, Микеле приказал убрать его из кафе «Мария». Зачем? Наверное, хотел задержать неприятную новость. Надо же, какой-то Вильямс укокошил его брата Эдди! Или того, о ком все думали, что это его брат Эдди.

Как и джаз, образ крутого частного детектива — американское изобретение.

Впервые этот персонаж появился на страницах бульварной прессы в начале 20-го века и сразу стал неотъемлемой частью жанра, который по-английски называется Pulp fiction. В настоящее время словом pulp частенько называют наскоро сляпанную, низкосортную литературную поделку, но изначально термин pulp fiction имел совершенно другое значение. Pulp — сокращение от слова pulpwood, означающего «дешевая бумага». На такой бумаге печатались литературные журналы, издававшиеся после Первой мировой войны. Эти журналы были напичканы бульварными романами, вестернами и приключенческими историями для читателей, желающих отдохнуть за книгой и хоть на время отвлечься от тяжелой действительности.