Найо Марш - Смерть в день рождения

Под простыней на полу запертой спальни лежало начинающее застывать тело мисс Беллами…

Когда Аллейн подходил к входной двери, среди фоторепортеров началось оживление. Один из них крикнул:

— Нам не подфартит, шеф?

— Все в свое время, — ответил он.

— Вам многое уже известно, мистер Аллейн?

— До черта, — ответил Аллейн и позвонил.

Ему открыл Фокс.

— Извините, что пришлось побеспокоить, сэр.

— Ничего не поделаешь. Что здесь произошло?

Фокс описал ему все в нескольких коротких фразах.

— Хорошо, — проговорил Аллейн. — Пойдем взглянем?

Они вошли в комнату мисс Беллами. Аллейн опустился на колени возле тела.

— Она что, купалась в духах? — удивился он.

— Очень сильный запах, правда?

— Отвратительный. Вся комната просто провоняла. Так, — добавил он, отгибая простыню.

— Не очень приятное зрелище, — заметил Фокс.

— Не очень, — Аллейн помолчал немного, затем продолжил. — Я видел ее неделю назад. Было последнее представление пьесы Ричарда Дейкерса, той, что так долго не сходила со сцены. Это не бог весть какая комедия, но ей удалось наполнить ее только ей свойственным задором. И вот теперь — такой конец, — он нагнулся поближе. — Не могло случиться так, что брызги отнесло ветром ей в лицо? Впрочем, вам ведь сообщили, что окна были закрыты?

— Да, так.

— И на лице, и на груди очень много пятен.

— Верно. А могло быть так? — предположил Фокс. — Она нажала головку, баллон не сработал и она повернула его к себе?

— И он сработал? Думаю, не исключено. Но она бы сразу перестала нажимать, а вы посмотрите на нее. Вот мелкие брызги, как будто она держала баллон на расстоянии вытянутой руки и не очень сильно нажимала. А поверх — большие пятна и целые потоки этого вещества, как если бы она поднесла баллон прямо к лицу и поливала как одержимая.

— Иногда и такое делают.

— Делают. Но в качестве исходной теории мне это не нравится. Никто не прикасался к баллону? После того, как это случилось?

— Говорят, что нет, — ответил Фокс.

— Бэйли, конечно, придется поработать с ним на предмет отпечатков. Черт бы побрал эти духи. Из-за них никаких других запахов не разобрать.

Аллейн согнулся и приблизил лицо к баллону с ядом.

— Знаю я этот состав, — сказал он. — Страшно концентрированный. По-моему, его нельзя пускать в свободную продажу, даже со всеми предосторожностями на этикетке. Он сделан на основе, кажется, гексаэтилтетрафосфата.

— Скажите пожалуйста, — пробормотал Фокс.

— Чрезвычайно стойкий яд. Действует при соприкосновении.

Опустив простыню, Аллейн поднялся и осмотрел ряды горшков с растениями в нише окна.

— Вот для чего был припасен пестицид. На них вредители: трипс и красный паучок, — он задумчиво смотрел на Фокса. — Что же она делала, дружище Фокс? Поднялась сюда в разгар приема в собственном доме, наряженная в свое лучшее красное газовое платье и обвешанная бриллиантами, и начала опрыскивать азалии?

— Вот и я думаю, что странно, — сказал Фокс.

— Очень сомнительно.

Аллейн подошел к туалетному столу. Средний ящик был выдвинут. Среди плотных рядов баночек и коробочек стояла раскрытая пудреница. На столе лежал кусок ваты, испачканный пудрой, а рядом — тюбик губной помады с неплотно завинченной крышкой. Возле них валялся уже увядший букетик пармских фиалок.

— Она подмазывала лицо, — показал на все это Аллейн. — Вы говорите, у нее имелась личная горничная? Та, которая ее обнаружила?

— Флоренс.

— Хорошо. Так вот. Флоренс наверняка убрала бы все это, если бы хозяйка подкрашивалась раньше. И сделала бы что-нибудь с этими фиалками. Они-то тут при чем? Итак, эта бедняга приходит сюда, поправляет свой макияж и, судя по запаху, обильно обрызгивает себя духами, — он понюхал пульверизатор. — Эти самые. Заполнен на четверть и воняет жутко. А вот и бутылка, откуда их наливали. Пустая. «Великолепие». Дорогая фирма. Им бы больше подошло название «Отвращение». Как женщины могут пользоваться такой мерзостью? Это выше моего понимания.

— Я тоже не могу себе представить, — согласился мистер Фокс. — Это загадка.

Аллейн посмотрел на него:

— Если принять первое приходящее в голову объяснение, то она полила свои азалии гексаэтилтетрафосфатом, а потом, направив аэрозоль себе в лицо, прикончила и себя. Вы верите этому?

— Так, как вы это представили, — нет.

— И я нет. Бэйли и Томпсон внизу, а доктор Кертис скоро подъедет. Приведите их сюда. Пусть здесь все обработают. Скажите Томпсону, чтобы сделал детальные снимки тела. А Бэйли надо снять отпечатки и обследовать баллон, туалетный стол и все, на чем могут быть следы, скрытые или какие другие. Мы ведь не знаем, что ищем.

Он заглянул в открытую дверь ванной.

— Даже здесь воняет этими духами. А что это на полу? Разбитая картина, — он взглянул на нее поближе. — Чудесная вещь. Полагаю, мадам Вестрис. На краю раковины — свежий скол. Кто-то наступал на осколки на полу. Может, она эту прелестную картину уронила? Но почему в ванной? Мыла стекло? Или что? Не будем это трогать, — отворив дверцу шкафчика, он пробормотал. — Таблетки. От бессонницы. Одну перед сном, запивай водой! Мази! Лосьоны! А вот какая-то дрянь, похожая на зеленую глину. Для маски: «Нанести лопаточкой и держать десять минут. Во время процедуры не двигать губами и мускулами лица». А вот и лопаточка со свежими отпечатками. Без сомнения, отпечатки Флоренс. В корзине с грязным бельем полотенце с зеленоватыми пятнами. Перед приемом она прошла полную обработку. Возле раковины флакон с нюхательными солями. Наверное, она пользовалась ими раньше, днем. Почему? А флакон тоже очень дорогой, весь в узорах. Ладно, Фокс, удалимся. Я хочу встретиться с ее мужем.

— Он все еще в кабинете с полковником Уорэндером, своим родственником. После происшествия у мистера Темплетона был сердечный приступ. Доктор говорил, что они у него часто бывают. Полковник Уорэндер и мистер Гантри отвели его в его комнату, потом полковник вышел и спустился вниз. Когда я сюда прибыл, мистер Темплетон все еще лежал. Я предложил полковнику свести его вниз, в кабинет. Им эти передвижения совсем не были по вкусу, но я хотел освободиться от них. Очень затрудняет работу, когда рядом с трупом кто-нибудь находится.

Аллейн прошел в комнату Чарльза, оставив дверь открытой.

— Ну, совсем другая обстановка, — услышал Фокс. — Сугубо мужская. Очень просто. Очень красиво. А кто давал ему грелку?

— Флоренс. Доктор велел старой няньке явиться позднее, чтобы ухаживать за ним. Все говорят, что эта старая командирша не отказывается от рюмочки портвейна.

— Это дом чертовски богатого мужчины, — заметил Аллейн. — И полагаю, не менее богатой женщины.

— Он, кажется, большой человек в Сити, да?