Энтони Беркли - Тайна смерти мисс Вейн (= Роджер Шерингэм и тайна мисс Вейн)

— Нисколько в этом не сомневаюсь, сэр, — добродушно согласился инспектор, — да, в этом есть своя правда.

— И она в этом преуспела, и даже очень, — скромно прибавил Роджер. — Ну что ж, теперь, когда дело, так сказать, закончено, инспектор, как насчет того, чтобы немного подкрепиться?

Но инспектор ответил на вопрос вопросом:

— Значит, вы считаете, мистер Шерингэм, что дело завершено? — и снова бросил на Роджера испытующий взгляд.

— Конечно, — удивился Роджер, — а вы нет?

— В том-то и дело: я очень опасаюсь, что оно, увы, закончено.

— Что вы опять утаиваете, инспектор? По-прежнему прячете в рукаве одну-две козырные карты? Не хотите же вы сказать, что не согласны с моим решением загадки?

Инспектор раза два пыхнул трубкой.

— Если бы вы задали мне этот вопрос раньше, когда мистер Уолтон был еще здесь, — тихо ответил он, — то я бы сказал, что согласен с вашим выводом. Но так как мы здесь одни, то — нет! Я с вами решительно не согласен.

— Но… но почему же? — изумился Роджер.

— Потому, что оно неверно, сэр, — добродушно возразил инспектор.

Роджер уставился на инспектора, окутанного синей табачной дымкой.

— Неверно? Но… но… черт вас побери, старина, оно совершенно верно!

Однако инспектор покачал головой.

— О нет, сэр, прошу прощения, но оно абсолютно неправильно. Понимаете, моей заботой было не установление правды. Правду я знал с самого начала. Моя задача была — доказать, что это правда. То есть доказать так, чтобы моими уликами удовлетворился суд, а я не могу этого сделать, потому что в цепи доказательств, требуемых законом, отсутствует слишком много звеньев. И это очень жаль.

И снова инспектор покачал головой, деликатно демонстрируя свое сожаление.

— Господи помилуй, о чем вы толкуете? — вскричал Роджер. — Вы все это время знали правду? Что вы хотите сказать? Мне, например, правда была совсем неизвестна!

И снова инспектор покачал головой, как разочарованный учитель при виде очень способного ученика, не знающего, как ответить на простейший вопрос.

— И тем не менее все это время правда сама лезла вам в глаза, сэр, упрекнул он Роджера, — но беда заключалась в том, что вы совсем не желали ее видеть.

Он опять раз или два пыхнул трубкой, словно собираясь с мыслями, а Роджер смотрел на него в совершенном потрясении.

— Да, вот в этом и заключается ваша беда, — в назидательном тоне продолжал инспектор, — все это время вы отказывались смотреть фактам в лицо. Это было простое дело, в смысле установления истины, проще мне никогда не встречалось, но для вас этого было недостаточно. О нет, упаси боже! Вы должны были обязательно его запутать. Это было самое обыкновенное, самое незамысловатое убийство, но вы развели такую суматоху вокруг него и притянули за уши совершенно не относящиеся к делу обстоятельства.

— Тогда… кто же убил миссис Вэйн? — требовательно спросил Роджер, не обращая внимания на выговор. — Если это не Медоуз, как вы, очевидно, полагаете, так кто этот черт-дьявол?

— Просто беда с вами, с людьми, у которых слишком бойкое воображение, невозмутимо заметил инспектор. — Вам недостаточно незамысловатого преступления. Вы не можете поверить, что дело с убийством может быть элементарным. Вы тратите уйму времени, городите разную чепуху, только чтобы это простое дело казалось бы менее простым. Нет, у хорошего сыщика воображения должно быть поменьше. Ему оно не требуется. Когда все…

— Перестаньте сами городить чепуху, — грубо перебил инспектора Роджер. Кто убил миссис Вэйн?

— Когда все улики указывают на одного-единственного человека, когда у этого человека есть мотив, возможность и все остальное для совершения убийства, настоящий сыщик не тратит времени зря, приговаривая: "Да, но я тоже кое-что в этом смыслю. Когда все улики прямо указывают на одного-единственного человека, это значит, что данный человек совершенно не виноват, а виновен кто-то другой, кто наводит тень на плетень и подбрасывает ложные улики. Я бы сам так же поступил на его месте, клянусь Юпитером! Я бы подделал все улики, чтобы они указывали не на меня, а на другого. Вот что бы я сделал в данном случае. Но главное, кто бы ни был виноват, мы знаем наверняка, что определенная особа ни в коем разе виновна быть не может. И вот представьте, именно эту особу глупый инспектор из Скотленд-Ярда, не отличающийся богатым воображением, как у меня, склонен подозревать в убийстве. Ха, ха!" — жеманная манера, в коей инспектор продемонстрировал речь всепонимающего высшего существа с богатым воображением, была в высшей степени обидной.

— Кто убил миссис Вэйн, инспектор? — холодно спросил Роджер.

— Но почему же вы спрашиваете об этом у меня, мистер Шерингэм? — в еще более обидном тоне осведомился инспектор. — Я ведь просто человек из Скотленд-Ярда, без всякого воображения. Не спрашивайте, однако, и себя, в том нет необходимости, ведь правда глядит вам прямо в лицо, хотя, конечно, вы по-прежнему не способны ее распознать. Ну так пойдите тогда в деревню и спросите любого десятилетнего мальчугана. Он-то знает правду. И знал, между прочим, все это время.

— Боже милосердный! — воскликнул потрясенный Роджер. — Но вы не можете серьезно полагать, что… — и замолчал.

— Вот именно могу! — возразил более мягким тоном инспектор. — Господи, сэр, я не могу попять, как вы сумели так убедить себя, что это не она? Все же указывало на нее — все абсолютно. С точки зрения здравого смысла здесь все звенья были на месте. (Я, заметьте, говорю не о доказательствах, необходимых с точки зрения закона.) Ну конечно же, это сделана она!

Инспектор откинулся на спинку кресла и расхохотался безжалостным смехом при виде сраженного его ответом Роджера. Да, это был час триумфа инспектора, и Морсби совершенно явно собирался насладиться каждой его минутой.

— Но… но я не могу поверить! — пробормотал, заикаясь, Роджер. Маргарет Кросс! Боже милосердный!

— Наверное, не надо бы смеяться над вами, сэр, — сказал инспектор, тем не менее усмехаясь, — ведь в конце концов не вас первого обмануло хорошенькое личико и приятная, такая искренняя и прямая манера поведения, правда? Господи, да в Лондоне таких простофиль водят за нос постоянно.

И провинциальный в данный момент, хотя вообще-то лондонский, простофиля заморгал глазами, но ничего не смог возразить.

— Разумеется, я бы не стал об этом говорить, будь здесь мистер Уолтон, сказал инспектор уже серьезно. — Для него это открытие будет тяжелым ударом, очень тяжелым, а один он уже получил, и этого совершенно для него достаточно. Вы, разумеется, ни словом ему об этом не обмолвитесь! Не надо.

— Но кто же тогда убил Медоуза? — прерывающимся голосом спросил Роджер, вновь обретая дар речи.