Дэвид Осборн - Убийство на острове Марты

— Привет, Саманта! — Мой собственный голос показался мне чужим, я с трудом могла заставить себя посмотреть ей в лицо. Мне вдруг стало очень страшно — я вспомнила про недостающие патроны.

— Мы не успели поговорить с Грейс, — поспешно произнесла она оправдывающимся тоном. Улыбка на ее лице была искусственной, чтобы не сказать больше.

— Это понятно, — сказала я. — Столько всего произошло за эти дни. Бедный Артур… А теперь еще и Оуэн.

— Да, — неопределенно протянула она и рывком открыла сумочку.

Мое воспаленное воображение разыгралось не на шутку: я не сомневалась, что сейчас она выхватит пистолет. Но она достала всего лишь сигарету и зажгла ее, избегая встречаться со мной взглядом.

— Может, нам поехать к ней вместе, если у вас будет время?

— О, ради Бога! Разумеется, если ее найдут.

— Найдут? Что-нибудь с ней случилось?

Теперь она посмотрела на меня в упор.

— Разве вы не знали? Мы с Гленном не видели ее со времени нашей с вами встречи. Полиция ее всюду разыскивает.

— Нет, я не знала. — Моя реплика прозвучала идиотски, в голове у меня была совершенная пустота. Мошенник, естественно, был «в бегах» — только полный тупица мог продолжать игру после смерти Оуэна Фулера. Усадьба, должно быть, оцеплена полицией. Я извинилась, сказав, что должна спешить за детьми, и в полном смятении чувств простилась с Самантой. Хотя в машине было жарко, меня била дрожь, когда мне представилась Саманта в облике Грейс: шляпа, парик, шарф, поношенное платье. Я не давала себе труда усомниться в этом или поискать доказательства, прежде чем указывать пальцем на нее и на Гленна — с меня было довольно одних подозрений.

Я старалась не думать о том, что Фишер слушал мои соображения о подмене Грейс вполуха. Он, конечно, держит сообщение об исчезновении самозванца в тайне. Об этом, похоже, никто не знает — ни Питер, ни Хедер, ни даже Эсси, которую он допрашивал не менее двух часов. Знают только Саманта и Гленн Ротенберг, но они молчат — то ли по приказанию Фишера, то ли из предосторожности.

В какую-то минуту в моей голове мелькнуло, что Фишер подозревает меня в убийстве Розы и Артура. Что касается убийства Оуэна Фулера, меня не было на Острове в тот момент, но Фишер мог думать, что я имела сообщника из соображений конспирации. Он мог думать, что я ездила в Бостон не за информацией, а чтобы замести следы. Чуть было не ударившись в панику, я, однако, быстро овладела собой. Так мог подумать прежний Фишер, который выглядел в наших глазах тупицей, не теперешний. Этот, новый для меня, Фишер не сочтет меня настолько смелой и настолько сообразительной, чтобы, будучи виновной, обдуманно прийти к нему со своей информацией, надеясь ввести его в заблуждение. И будет прав. Как бы ни был он мне неприятен, он оказался не настолько глуп, чтобы позволить провести себя так легко. К тому же в нем обнаружилась черта характера, неоценимая для полицейского чина: ему присуще непреклонное упорство в достижении цели. Лейтенант принадлежал к той категории людей, которые никогда не отступают, и я знала теперь, что рано или поздно он обязательно разоблачит самозванца.

В каком-то отношении эти разоблачения, как я предполагала, могли оказаться еще более страшными, чем все произошедшее до сих пор. Действительность, как бы к ней ни готовить себя, бывает иногда более жестокой, чем самая пылкая фантазия.

Старое чилмаркское кладбище расположено на высоком участке, откуда открывается вид на Атлантическое побережье. Наряду с новыми захоронениями здесь много старых могил; надписи на камнях порой так стерлись, что их невозможно прочитать. Траву косят реже, чем это положено, отчего возникает меланхолическое чувство заброшенности.

Несмотря на это, а быть может, именно поэтому, кладбище напоминает о тех людях, кто живет здесь круглый год, чья повседневная жизнь продолжается и после того, как в конце сентября складываются последние пляжные зонтики, а летние дачи одна за другой закрываются ставнями. Улицы города и деревни снова поступают в безраздельное владение постоянных жителей, пустеют причалы, стапеля заполняются зачехленными корпусами судов в ожидании нового лета, которое придет на смену зимним снегам и метелям; жизнь продолжается, как продолжается смерть.

Я позвонила Эсси и сообщила ей о предстоящей на кладбище операции. Судя по голосу, она пришла в замешательство.

— Но зачем им это понадобилось?

На минуту я заколебалась: говорить или нет? Я не быта расположена выслушивать ее саркастические замечания, но так или иначе она все равно скоро узнает — не от меня, так от других.

— Фишер подозревает, что в могиле лежит не Алиса, — сказала я.

— Не Алиса?! А кто же тогда?

— Грейс.

Последовала минутная пауза — Эсси переваривала услышанное. Затем она буквально взорвалась.

— Грейс Чедвик? Значит, она умерла и похоронена в могиле Атасы Уэбб? Ну и чудеса! О чем только думает этот набитый дурак, если, конечно, он не свихнулся окончательно, что вполне может быть.

Мне безумно хотелось раскрыть ей всю подноготную, но я не могла себе этого позволить. Очень тактично, зная, как не любит Эсси быть неправой, я сказала:

— Похоже, он согласен с идеей о том, что Грейс мертва и кто-то работает под нее.

На другом конце провода затянулось молчание. Я почти физически ощущала досаду Эсси из-за того, что власти приняли мою версию. Скоро, однако, она, видать, примирилась с этим и рассудительно сказала:

— Ну что ж, вполне возможная вещь. Видать, ты была права, милая Маргарет. И все-таки трудно поверить в то, что Лен Тернер допустил такую оплошность. Не такой он человек, чтобы похоронить не того, кого нужно. И даже если так случилось, я не вижу связи с подменой Грейс. И где тогда Алиса? Нет, что кто ни говори, а я считаю, что это бред. Чего Фишер этим хочет добиться?

— Не знаю. Но я должна при сем присутствовать.

— Ты? Это еще почему? — Голос Эсси прозвучал удивленно и в то же время негодующе.

Я изобразила легкий смешок, хотя мне было не до смеха.

— Наверное, наш бравый лейтенант считает, что я в этом замешана, и хочет пронаблюдать мою реакцию, — сказала я полушутя-полусерьезно.

— Не говори ерунды! — оборвала меня Эсси. — На какое время назначена эта идиотская программа?

Она решила тоже прийти, чтобы оказать мне моральную поддержку. Я попыталась отговорить ее, но безрезультатно.

Мы стояли тесной группой, с ногами, промокшими от утренней росы, обильно покрывающей высокую кладбищенскую траву, и смотрели на освобожденный от дерна могильный холмик длиной в человеческий рост; на простом плоском камне значилось:

Алиса Уэбб

1913 — 1980.

Здесь мне придется вернуться немного назад. Я приехала рано, когда еще не было ни Эсси, ни полицейских, ни рабочих из похоронного бюро, однако я оказалась не первой. Сюзи Симмонс и ее муж стояли, принаряженные, как на похороны, у еще нетронутой могилы. Они казались неуместными здесь в своих праздничных костюмах. Я ожидала проявлений неудовольствия и не обманулась. Сюзи повела себя агрессивнее, чем ее муж. Она сразу меня узнала и, не отвечая на мое приветствие, резко спросила, что происходит. Я сказала, что, насколько мне известно, полиция считает, что имела место ошибка при освидетельствовании тела. Генри Симмонс, стоявший до этого ко мне спиной, повернулся и с угрожающим видом шагнул в мою сторону.