Калле Каспер - Убийство на острове Родос

Диане снился песок. Много бледно-желтого песка, голубое небо и чуть поотдаль высокие деревья, очень, невероятно высокие, наверно, потому что сама она была совсем крошкой, пухленькой двух-трехлетней малышкой, сидевшей в большой песочнице и разглядывавшей разноцветный мир вокруг. Только в детстве небо бывает таким синим, а листва такой зеленой, а песок… Хотя все это, скорее всего, неправда, выдумки романистов, на самом деле у нее не было ни одного детского воспоминания, где фигурировала бы природа, вот игрушки – да… В песочнице рядом с ней стояло ярко-красное пластмассовое ведерко, валялись синий совочек и формочки для лепки песочных пирожных… Интересно, почему детские игрушки сплошь красные, синие и желтые, никогда не увидишь зеленых или фиолетовых?… Но какие б они не были, маленькая Диана ими не играла, она сидела без движения, а капли пота падали с ее подбородка на голый животик и струйками сползали к ножкам, словом, ей было жарко. Она заворочалась в постели и открыла глаза, не то чтоб проснулась, поскольку не совсем спала, а пребывала в полудреме. Пот не пот, но горячая простыня прилипла к телу, она откинула ее, пару минут полежала нагишом, как спала, потом сочла за лучшее покинуть раскаленное ложе и осторожно, чтобы не разбудить Калева, села. Впрочем, вспомнила она еще прежде, чем повернуть голову, тут он спит отдельно, здесь ведь не двухспальная кровать, как дома, а две односпальные. Она нашарила пластиковые – иные в этом климате носить было невозможно – шлепанцы, встала, прошла к окну и выглянула.

Зрелище было совершенно упоительное, темно-синяя гладь Эгейского моря начиналась, кажется, прямо под окном, если, конечно, не слишком высовываться, и ради этого можно было вынести все неудобства, связанные с местонахождением дома. Ибо Дом творчества, или отдыха, она толком и не помнила названия, писателей и переводчиков располагался на горе, в конце довольно крутой улочки, и тащиться туда с пляжа, особенно, днем, по жаре, было достаточно мучительно, но зато, добравшись… Маленькое двухэтажное здание стояло на краю почти отвесного обрыва, нависавшего над проходившем по краю пляжа шоссе, а точнее, на уступе, поскольку до плато наверху, где пролегала дорога к акрополю, и откуда, чуть поодаль, начинался район особняков, было еще несколько десятков метров. Из садика, тонкой ленточкой окружавшего фасад писательского обиталища, наверх вела крутая лестница, по которой можно было вскарабкаться и обозреть море как с любой ступеньки, так и с естественной террасы, находившейся почти прямо над домом. Словом, главный недостаток этого жилища был одновременно и его главным достоинством. С другой стороны, он был недостатком вдвойне, поскольку тут, и не только наверху, на уступе, но и внизу, под обрывом, постоянно дул ветер, никогда не оставляя море в покое, чтобы толком поплавать, приходилось пересекать мыс, на левой стороне которого находился Дом, и купаться на правой, где обычно царило полное безветрие, и где возлежала на топчанах и просто полотенцах основная масса курортников, это удлиняло дорогу до пляжа вдвое, если не втрое. Что поделаешь, халява имеет и свои малоприятные особенности. Собственно, в современном мире это понятие относительное, да, они не платили за жилье, большая экономия, если вспомнить о гостиничных ценах, только кто о них вспоминает, платишь за путевку и летишь с группой таких же, как ты. Но вот, когда ты едешь куда-то не в компании, а сам по себе, ну случается иногда, взбрело человеку в голову… Перебрав все варианты – через Прагу, Хельсинки и тому подобное, ибо эстонские фирмы закруглились с Родосом в августе, супруги Кару обнаружили, что добраться до искомого острова в одиночку, то бишь вдвоем, немногим дешевле, чем купить путевку на те же две недели, включающую, кроме полета, еще и оплату гостиницы. «Вот оно, – сказал тогда Калев мрачно, – пока ты ходишь в ногу, все хорошо. Но шаг направо, шаг налево… Нет, еще не стреляют, но уже грабят»… «Может, не поедем?» – спросила тогда Диана, но ее глубоко порядочный (иногда, пожалуй, даже чересчур) муж только вздохнул и сказал: «Неудобно. Уже ведь договорились, они нам выделили комнату, может, кому-то из-за нас отказали»…

– Доброе утро, – сонно прозвучал за ее спиной знакомый голос, и Диана обернулась.

– Доброе утро, – ответила она весело.

– Который час?

Диана пересекла комнату, посмотрела на свои наручные часы, лежавшие, кстати, в полуметре от Калева, и всполошилась.

– Уже девять! Пропустим завтрак!

Когда они спустились на первый этаж, в столовую, которую Диана называла «кают-компанией», поскольку в ней стояли и телевизор с видеомагнитофоном, а также лежали журналы и газеты, там уже (или еще?) никого не было. Собственно, завтрак здесь, как и сама столовая, был полусимволическим: кофе в кофеварке, тосты и джем в малюсеньких коробочках, какой раньше давали в самолетах, советских, конечно. За большим столом помещалось или, вернее, поместилось бы, от силы человек пятнадцать, будь тут, в Доме, столько народу… Впрочем, летом, наверно, и бывало, а теперь, в сентябре, половина комнат пустовала, а те, кто заполнял другую половину, вместе собирались редко, вставали по-разному, обедали в ресторанах, хотя при желании приготовить что-то можно было и в здешней крошечной кухоньке, худо-бедно оснащенной разнообразным инвентарем, от газовой плиты и микроволновой печи до кастрюль и сковородок, ну и телевизор практически не смотрели, единственное, что еще отличало писателей от простых смертных. Собственно, проводившие тут отпуск, обычный или творческий, писатели, если и могли претендовать на бессмертие, по образу жизни были людьми простыми, авторы детективов или иной любимой народом и, следовательно, доходной литературы в такие места носа, естественно, не казали, тут отдыхали те, кто топал в гору от автобусной остановки на своих двоих, а то и чемоданы волочил, и питался в ресторанах со шведским столом, где много и по стабильной цене. На данный момент творческий коллектив заведения включал немецкого барда, таскавшего с собой повсюду гитару и, дабы превратить пощипывание струн в зрелище, покрывавшего ногти то зеленым, то синим лаком, мрачного шведа, писавшего, по его словам, исторические романы и никогда не купавшегося в слишком на его вкус теплом море, турчанку, что по мнению Дианы свидетельствовало о благоприобретенной в Евросоюзе толерантности греков, если вспомнить историю с Кипром или всего лишь полувековой давности погромы в Смирне, еще одну представительницу германской нации, кажется, драматурга, а также детскую писательницу из Чехии. Писательница объяснялась с Калевом и Дианой на ломаном русском языке, ее, в отличие от прочих, они встречали практически каждый день, правда, ненадолго, поскольку завтракала та не за столом, а, по ее собственному выражению, на природе.