Кен Фоллетт - Обратный отсчет

– Мне нужно собрать вещи.

– Я тебе помогу.

Они поехали в «Карлтон».

Как только за ними закрылась дверь, Вилли обняла Люка и запрокинула голову, подставляя лицо для поцелуя. На этот раз их поцелуй уже нельзя было назвать целомудренным. Затем она сбросила жакет:

– Положи руку мне на грудь.

Люк смотрел на нее ошеломленными глазами.

– Пожалуйста, – попросила она.

Когда его ладони легли на ее маленькие груди, она прикрыла веки. Потом она долго разглядывала его лицо. Ей хотелось навсегда запомнить голубизну этих глаз, спадающую на лоб прядь темных волос.

– Подари мне свою фотокарточку.

– Кажется, у меня есть семейный снимок. Подожди минутку. – Люк ушел в спальню.

Она последовала за ним.

Его видавший виды коричневый кожаный чемодан лежал на низком столике. Порывшись в нем, он извлек серебряную рамку, складывающуюся, как книжка. В нее были вставлены две фотографии, по одной на каждой стороне. Люк вынул одну из них и протянул Вилли. В спортивной рубашке с короткими рукавами он выглядел на снимке моложе, чем теперь. Кроме него на фотокарточке были мужчина и женщина, двое мальчиков-близнецов лет пятнадцати и маленькая девочка.

– Нет, я не могу ее взять. Здесь твоя семья.

– Я хочу, чтобы она была у тебя. Не важно, что я на ней не один, ведь я – часть моей семьи.

– Ты брал ее с собой во Францию?

– Да.

– У тебя там еще одна карточка. Можно мне посмотреть?

Люк явно не хотел ее показывать, но все-таки раскрыл рамку. На фотографии, вырезанной из ежегодника Рэдклиффского колледжа, была она, Вилли.

Слезы полились у нее из глаз. Он вырезал из ежегодника ее фото и носил его с собой, вместе со снимком своей семьи, все то время, что его жизнь подвергалась смертельной опасности.

– Почему ты плачешь? – спросил он.

– Потому что ты меня любишь, – ответила она.

– Это правда. Я боялся тебе признаться. Я люблю тебя с того самого дня, когда мы ездили в Ньюпорт, а потом японцы напали на Перл-Харбор.

– Мы могли быть вместе два года! Пусть даже ты не всегда был бы рядом. – Слезы катились по ее щекам. – А теперь у нас только два дня. Два жалких дня!

– Так перестань реветь и поцелуй меня, – сказал Люк.

Все оставшееся до его отъезда время они наверстывали упущенное, обезумев от желания и печали, сознавая, что, возможно, никогда больше не увидятся.

Простившись с Люком в понедельник утром, Вилли два дня проплакала.

Через восемь недель она обнаружила, что беременна.

18.30.– Да, мы встречались, – сказала Вилли, спускаясь по лестнице.

Когда они подошли к выходу из клиники, Люк спросил:

– Мы были влюблены друг в друга?

– Разумеется. – Она произнесла это как нечто малозначительное, однако голос ее на секунду дрогнул. – Ты был для меня единственным мужчиной на свете.

Как он мог упустить такую женщину? Это казалось ему трагедией пострашней, чем потеря памяти.

– Но потом ты увидела, что ошиблась, и вышла за Берна.

– Да.

– А почему ваш брак распался?

– У нас оказались разные ценности. Для Берна на первом месте стояла политика.

– Сейчас у тебя кто-то есть?

– Есть. Его зовут Хэролд Бродски.

Люк понял, что задал дурацкий вопрос. Красивая разведенная женщина, достаточно молодая. Конечно же, у нее должен кто-то быть.

– И он разделяет твои ценности.

– Да. Хэролд вдовец, и самое главное для него – его сын. А на втором месте идет его научная работа.

– Чем он занимается?

– Химией. – Вилли улыбнулась. – Может, я и научилась смотреть на мужчин трезвым взглядом, но в том, что касается разгадки тайн человеческого мозга, я все та же идеалистка.

– Если б тебе удалось разгадать тайну моей амнезии…

– Странный случай, – сказала она. – Может, ты перенес черепно-мозговую травму, не оставившую видимых следов. Но ты не алкоголик и не наркоман. Достаточно на тебя взглянуть, чтобы в этом убедиться.

– Таким образом, остается…

Вилли покачала головой:

– Нет, ты определенно не шизофреник. Тебя не могли лечить сильнодействующими препаратами и электрошоком, которые способны вызвать… – Она умолкла на полуслове и, так и не закрыв рот, смотрела на него большими глазами, будто ее что-то напугало. Люк снова отметил ее очарование.

– В чем дело? – спросил он.

– Я вспомнила про Джозефа Беллоу. Он поступил в клинику вчера поздно вечером, когда я уже ушла домой. А потом его отпустили среди ночи, и это очень странно.

– Почему он сюда попал?

– У него шизофрения. – Вилли побледнела. – Давай-ка проверим его карточку.

Она бегом поднялась по лестнице и кинулась к двери регистратуры. Люк последовал за ней. В комнате никого не было. Вилли зажгла свет.

Открыв ящик, она достала из него папку, прочла вслух:

– Белый мужчина, рост – сто восемьдесят два сантиметра, вес – восемьдесят один килограмм.

– Ты думаешь, это был я?

Вилли кивнула:

– Больному проводили терапию, которая могла вызвать глобальную амнезию.

– Боже мой! – Если она права, кто-то сознательно лишил его памяти. И в таком случае многое встает на свои места и становится понятно, почему за ним следили – наверное, хотели убедиться, что «лечение» достигло цели. – Но кто это?

– Мой коллега, доктор Леонард Росс. Обычно за пациентом несколько дней наблюдают, прежде чем начать лечение, да и потом, чтобы его сразу выписали – этого я никак не могу объяснить. Чрезвычайно странно.

– Похоже, доктора Росса ждут неприятности.

Она вздохнула:

– Если я на него пожалуюсь, люди скажут, что мной руководит зависть. Скажут, я злюсь, потому что его назначили на должность, которую хотела получить я.

– Когда это случилось?

– Сегодня.

Поразительное совпадение, отметил про себя Люк.

– Видимо, кто-то из вашего начальства обещал Россу повышение в обмен на небольшую услугу – вылечить пациента от несуществующей шизофрении.

– Нет. – Вилли помотала головой. – На кандидатуре Росса настаивал Фонд Сауэрби.

– Но у кого в этом фонде могло возникнуть желание лишить меня памяти?

– Мне кажется, я знаю. У Энтони Кэрролла. Он – член правления фонда.

Имя было Люку знакомо, его в разговоре с ним упоминала Элспет. Она еще сказала, он работает в ЦРУ.

– Все равно без ответа остается еще один вопрос. Зачем?

– По крайней мере теперь мы знаем, кому его задать. – Вилли сняла трубку и набрала номер. – Говорит доктор Джозефсон. Соедините меня, пожалуйста, с Энтони Кэрроллом… Хорошо, передайте ему, что через час я буду ждать его звонка у себя дома.

– Я думал, этот Энтони наш друг, – сказал Люк.

– Да. – Она кивнула, озабоченно нахмурившись. – Я тоже так думала.

19.30. Квартира Берна была обставлена в испанском стиле, мебелью темного дерева. Вилли говорила, что Берн участвовал в гражданской войне в Испании, и Люк легко мог представить себе там Берна. Пусть его темные волосы с тех пор поредели, но черты лица сохранили суровость, а серые глаза проницательность.