Агата Кристи - Час Ноль

— А если бы вошла Кэй?

— Готов поспорить, ей тоже подсыпали немного снотворного. Как мне сказали, она еще с обеда зевала. Кроме того, он нарочно с ней поссорился, предвидя, что она закроется в своей комнате и не будет ему мешать.

— Я пытаюсь вспомнить, заметила ли я отсутствие набалдашника на каминной решетке. Мне кажется, что нет. Когда он вернул его на место?

— На следующее утро, когда начался переполох. После того как он вернулся в машине Тэда Латимера, у него была целая ночь, чтобы замести следы и привести все в порядок: отремонтировать теннисную ракетку — кстати, Невил Стрэндж убил старую леди, ударив слева. Поэтому и показалось, что убийство совершил левша. Вы ведь помните, «бэкхенд» всегда был его коньком!

— Не надо, не надо, — Одри умоляюще подняла руки. — Я больше не могу…

Баттл улыбнулся ей.

— Все-таки хорошо, что вы выговорились. Миссис Стрэндж, вы позволите дать вам совет?

— Да, пожалуйста.

— Вы прожили восемь лет с невменяемым преступником — этого достаточно, чтобы расшатать нервы любой женщины. Но вы должны сбросить с себя этот груз, миссис Стрэндж. Вам нечего больше бояться, поймите.

Одри улыбнулась в ответ. Взгляд ее стал мягче, лицо похорошело. Она казалась немного застенчивой, но уверенной в себе. На него смотрели широко расставленные, полные признательности глаза.

Слегка запинаясь, она сказала:

— Вы говорили тогда, что была какая-то девушка, которая поступила так же, как я?

Баттл неторопливо кивнул.

— Моя собственная дочь, — произнес он. — Видите, моя дорогая, чудо должно было произойти. Такие вещи посылаются свыше, чтобы испытать нас.

Ангус Макуэртер собирался в дорогу.

Он аккуратно уложил в чемодан три рубашки, потом тот самый темно-синий костюм, который забрал из химчистки. Два костюма от двух различных Макуэртеров — это было уже слишком для девушки-приемщицы.

Послышался стук в дверь, и он крикнул: «Войдите».

Вошла Одри Стрэндж.

— Я пришла поблагодарить вас. Вы уже собираетесь ехать?

— Да. Я уезжаю сегодня. И отплываю послезавтра.

— В Южную Америку?

— В Чили.

— Я уложу ваши вещи, — вдруг предложила она. Он попытался возразить, но она настояла на своем. Он наблюдал за ее ловкими движениями.

— Ну вот и все, — произнесла она, когда закончила.

— Хорошо это у вас получается, — заметил Макуэртер.

Они помолчали.

— Вы спасли мне жизнь, — сказала Одри. — Если бы вы не увидели…

Ее голос сорвался. Успокоившись немного, она заговорила снова:

— Вы сразу поняли в ту ночь на утесе, когда… остановили меня над пропастью… когда… сказали: «Идите домой, я позабочусь о том, чтобы вас не повесили»… Вы уже тогда поняли, что располагаете важными сведениями?

— Не совсем так, — ответил Макуэртер. — Мне надо было все обдумать.

— Тогда как же вы могли сказать то, что сказали? Макуэртер чувствовал досаду всякий раз, когда приходилось объяснять очевидный ход своих мыслей.

— Я именно это имел в виду: что собираюсь спасти вас от виселицы.

Кровь прилила к щекам Одри.

— А если бы это сделала я, что тогда?

— Это ничего бы не изменило.

— Значит, вы допустили, что это сделала я?

— Я не думал об этом. Мне хотелось верить, что вы невиновны, но это не повлияло бы на мои действия.

— И потом вы вспомнили о человеке, который поднимался по веревке?

Макуэртер немного помолчал. Затем, откашлявшись, произнес:

— Видите ли, вообще-то я не видел, как человек поднимался по веревке. Дело в том, что я не мог этого видеть, потому что был на Лысой Голове в воскресенье вечером, а не в понедельник. Я подумал, что это могло произойти, вспомнив о костюме из химчистки, и мои догадки подтвердились, когда я нашел мокрую веревку на чердаке.

Одри побледнела и недоверчиво промолвила:

— Так ваш рассказ был от начала до конца чистым вымыслом?

— Понимаете, мои умозаключения вряд ли могли заинтересовать полицию, поэтому мне пришлось сказать, что я все это видел.

— Но… возможно, вам пришлось бы поклясться в этом на суде?

— Ну и что?

— И вы бы поклялись?

— Да.

— И это вы! — воскликнула Одри. — Вы, человек, который потерял работу и дошел до того, что решил броситься с обрыва, и все потому, что не мог согласиться с не правдой?

— Я высоко ценю правду, но для себя я открыл, что есть вещи, которые больше значат.

— Например?

— Вы, — просто ответил Макуэртер.

Одри опустила глаза. Макуэртер смущенно кашлянул.

— Вы не должны чувствовать себя чем-то обязанной мне. Ничего подобного. Завтра меня здесь уже не будет, и вы никогда больше обо мне не услышите. У полиции есть признание Стрэнджа, и им не нужны мои показания. Да и потом, я слышал, что он очень плох и, возможно, не доживет до суда.

— Так было бы лучше, — заметила Одри.

— Вы любили его когда-то?

— Того человека, каким он мне казался.

— Наверное, у всех нас так, — кивнул Макуэртер и добавил:

— Все кончилось хорошо. Суперинтендент Баттл сумел воспользоваться моим рассказом, и у Стрэнджа не выдержали нервы.

Одри перебила его.

— Действительно, суперинтендент использовал ваш рассказ, но не думаю, что он ему поверил.

— Почему вы так считаете?

— В разговоре со мной он сказал: как удачно, что вы все разглядели при свете луны, а потом добавил что-то о том, что в тот вечер шел дождь.

Макуэртер опешил.

— Верно. Боюсь, что в понедельник я вообще ничего бы не увидел.

— Теперь это не имеет значения, — сказала Одри. — Он знал, что все, что вы якобы видели, произошло на самом деле, и поэтому ему необходимо было сделать так, чтобы Невил сам признался. Он начал подозревать его сразу, как только Томас рассказал о нас с Адрианом. Баттл тогда понял, что если верна его версия о том, как произошло убийство, то он занимается не тем человеком, и ему нужна была какая-нибудь улика против Невила. Как он сам признался, он ждал чуда — и этим чудом стали вы.

— Как это на него не похоже, — сухо заметил на это Макуэртер.

— Вот видите, — промолвила Одри, — вы — чудо. Посланное мне чудо.

— Мне очень хотелось бы, чтобы вы не считали себя чем-то мне обязанной, — повторил Макуэртер. — Завтра я исчезну из вашей жизни.

— Зачем? — тихо произнесла Одри.

Он изумленно посмотрел на нее. Краска залила ее лицо до кончиков ушей.

— Вы разве не возьмете меня с собой? — тем не менее прямо спросила она его.

— Вы это серьезно?

— Да Мне трудно говорить, но для меня это даже больше, чем вопрос жизни или смерти. Я понимаю, что времени очень мало… Кстати, я старомодна и хотела бы, чтобы мы обвенчались до отъезда.

— Разумеется, — вымолвил глубоко потрясенный Макуэртер. — Не думаете же вы, что я мог вам предложить что-то иное.

— Конечно, нет, — подтвердила Одри.