Элен Макклой - Две трети призрака

— Гас…

— Что?

— Мне надо тебе кое-что сказать.

Но Гас не слушал ее. Его мысли сосредоточились на Вере.

— Стоит только попросить ее оставить Амоса в покое, как она сделает все наоборот. Помнишь, Полли было два года. Мы тогда запретили ей прикасаться к еде, и она стала хорошо есть. Вера упряма, как двухлетний ребенок. Может быть, сказать ей, будто мы все очень хотим, чтобы она вернулась к Амосу, что она ему нужна, это ее долг, ее тяжкий крест? Может быть, тогда она его бросит?

— А она нам поверит?

— Поверит. В нашей ситуации только одно хорошо. Без этого мы погибнем.

— Без чего?

— Вера не имеет ни малейшего представления о том, как мы к ней относимся.

У Мэг перехватило дыхание.

— Что с тобой?

Она с трудом проглотила комок в горле.

— Ничего, все в порядке.

— Ты что-то хотела сказать, дорогая?

— Я? — Мэг колебалась. — Нет, я забыла.

— Тогда это неважно.

Наконец они увидели указатель поворота. Гас сбавил скорость, и Мэг с облегчением вздохнула. Стоит только свернуть с шоссе, а там уж можно ехать спокойнее.

Через десять минут они въехали в аллею, что вела к дому на холме, освещенному золотым светом. Старый фермерский дом, построенный из камня, — редкость в Новой Англии. Тони, который всегда жил и работал в Манхэттене, купив ферму, стал фанатиком сельской жизни. Он завел себе верховых лошадей, джерсейских коров, кур, свиней и даже голубей. Когда Тони заполнял деловые бумаги, то обычно подписывал их «фермер и издатель», хотя прекрасно понимал, что вряд ли стал бы фермером, не будь он в первую очередь издателем. Служащие получали от Тони на Рождество домашние кексы и выращенных на ферме уток, а на Пасху — свежие яйца.

У подножия холма протекал ручей. Газон, за ним луг, потом роща, за которой прятались ближайшие дома. Этот зимний пейзаж с ярко освещенным домом был похож на гигантскую рождественскую открытку.

На выложенной гравием подъездной аллее стоял пока только маленький «остин» Филиппы. Гас запер машину и позвонил в дверь. Мэг дрожала в своей теплой шубке.

Дверь открыл негр в белой куртке. Мэг поднялась по знакомой лестнице в комнату для гостей, а Гас снял пальто и остался в холле. Когда Мэг вернулась, они вместе вошли в огромную гостиную, по сравнению с которой даже их большая квартира показалась бы тесной.

Филиппа была в сером бархатном платье. Ее уши, шею и руки украшали великолепные изумруды. Она стояла спиной к пылавшему камину рядом с источавшим галантность Морисом Лептоном. До чего уродливый и в то же время обаятельный человек, подумала Мэг, удивительное сочетание любезности и злобы.

Тони не было.

— Он опять звонит Амосу. — Голос Филиппы прозвучал неестественно напряженно. — Им уже пора приехать.

— На дороге туман, — сказал Гас. — Они могут задержаться.

Филиппа вздохнула и облокотилась на каминную доску.

— Амос — это такая ответственность. Страшно подумать, как он едет сейчас в тумане. Только теперь я понимаю, что переживает владелец лошади, выигрывающей на скачках.

Морис кивнул.

— Прекрасное сравнение. Что такое книга? Это очередной забег, который можно не выиграть. А от скачки до скачки какая-нибудь болезнь, несчастный случай или… — Его глаза сверкнули. — Кто-нибудь из соперников пробирается ночью в конюшню с гипосульфитом…

— А что сказать о чувствах матери… — Мысли Мэг вернулись к дочери. — Чем больше любишь людей, тем труднее жить.

— Амос прекрасно разрешил эту проблему, — произнесла Филиппа излишне резко. — Он не любит никого, кроме Амоса.

— Что вы, Фил, — сказала Мэг, — как вы можете так говорить? — А про себя добавила: «Особенно в присутствии Мориса Лептона, мнение которого так важно для Амоса».

— А кого он любит? — продолжала Филиппа. — Во всяком случае, не Веру.

Увидав входящего в комнату Тони, она замолчала. Тони был явно встревожен.

— Никого нет. Мы рассчитывали, что они приедут прямо к нам, но…

— Но Вере захотелось выпить, — пробормотала Филиппа.

— Даже Вера не сделает этого в первый же день, — чересчур громко возразил Тони.

— Кто еще придет? — спросила Мэг.

Филиппа опять вздохнула.

— Разве за такой срок кого-нибудь соберешь. Будет одна вдова с сыном. Ей шестьдесят семь лет, она пишет роман, а ее сын приехал домой на каникулы. Они живут неподалеку от нас. Их фамилия Пуси. Еще будут Виллинги из Вестпойнта. Он один из авторов Тони.

— Виллинги? — переспросил Морис. — Это не Бэзил ли Виллинг?

— Вы его знаете?

— Да, он работает судебным психиатром, но мне кажется, он больше криминалист. Он служит в Нью-Йорке в прокуратуре и распутал несколько довольно странных дел.

— Значит, он детектив? — перебила его Филиппа. — Если бы я знала раньше, ни за что бы его не пригласила. Еще неизвестно, что он разыщет в нашем доме.

Все рассмеялись, а Тони сказал:

— Говорил я тебе, чтоб не закапывала труп в клумбе! В следующий раз, когда кого-нибудь убьешь, пользуйся мусоросжигателем.

Раздался звонок.

— Это, наверное, Амос, — сказал Гас таким тоном, каким произносят заклинания.

— И Вера, — добавила Мэг, почувствовав, как у нее похолодели руки и быстро забилось сердце. Она повернулась к двери и увидела отблески электрического света в медных волосах Веры.

Едва переступив порог комнаты, Амос споткнулся. Гас и Тони подозрительно рассматривали его покрасневшее лицо и мутные глаза.

— Боже милостивый, этот ублюдок пьян, — прошептал Тони.

— Погружен в свое искусство, — сказала Филиппа. — Ему не до нас.

Амос приехал в аэропорт, когда низкие серые облака уже закрыли солнце и оно казалось расплывшимся серебряным пятном, очень похожим на электрическую лампочку, если смотреть на нее через заиндевевшее окно.

Оставалось десять минут до прибытия самолета. В справочной ему сказали, что самолет прилетает по расписанию и встречающим надо подойти к выходу № 14 возле коктейль-бара. Хотя было всего четыре часа дня, в баре за стойкой сидели несколько мужчин, и несколько пар устроились за маленькими столиками. Амос смотрел на них со снисходительным презрением. Подумать только, и он когда-то был таким!

В ожидании самолета Амос совсем закоченел. Его фигура с засунутыми в карманы пальто руками, поднятыми плечами и спрятанной в воротник бородой производила странное впечатление. Сквозь огромную стеклянную стену было видно припорошенное снегом летное поле с разбросанными тут-там грязными, похожими на пятна нефти лужами, блестевшими под лучами солнца.

Амосу вспомнилась скользкая дорога к аэропорту. Вдруг где-то на взлетной полосе лед подтаял и стал скользким, как масло? Тогда самолет занесет, и он потеряет управление. Закрутится на месте, потом перевернется. Огненный взрыв — и все проблемы будут решены без малейших усилий с его стороны. Он будет свободным, по-настоящему свободным первый раз в жизни. Заработает еще немного денег и уедет на Майорку…