Дарья Фроловская - Две трети волшебства. Творить добро – это честь

© Дарья Фроловская, 2019

ISBN 978-5-0050-7129-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Нельзя требовать сочувствия к миру и красоте его; ко всему, что живёт и трепещет, что маленький мир внутри себя открывает; но какова же радость того, что никому никак нельзя избежать этого сочувствия!

От радости наблюдения до радости понимания; от мельчайших радостей палящего солнца до наибольшей радости вдыхания весны, лета ли, осени ли, зимы. От начала года к завершению, от долгих скрипучих часов жаркого дня до коротких световых пор спелой вьюги; от легкого шуршания травы под ногами до тихого приближения первых рассветов зеленью на усталом морозе; и это ещё не всё.

Маленькие островки цветущих даров жаркой поры возле скамейки, обвитая вьюнком ножка её и собранные в гроздья пучки вездесущей осоки; радость от того только, что можно перевести на них взгляд усталый, что можно любоваться ими над бесконечностью цветов каждого лета, радость от осознания живости и изменчивости красоты этой тёплой поры в каждом дне её, радость от возможности запечатлеть навсегда в рисунок или карточку, написать в памяти картиной или забыть навечно, но ощутить в полной мере весь мир в этом моменте природы; радость от возможности осознать это.

Радость от каждого момента изменения природы и момента вечности её в нём; от присутствия всевластной силы живого везде и за каждым человеком, где бы он ни был; и где бы он вдруг, нежданно и невпопад не оказался – всегда есть радость чувствовать себя на земле твёрдо, потому что одна земля есть только – человек по одной земле ходит; но и радость от узнавания земли единой в новом, прежде для людей неизведанном, уголочке её.

Радость эта от всего окружающего мира, от всего, что насыщает его.

Радость от неизбежного сочувствия к нему, которое нельзя потребовать и которого нельзя избежать, от которого нельзя забыться; радость от сочувствия ко всему окружающему миру, потому что каждый человек – часть его, и потому всё, что окружает его из года в год жизнью земли его, из лета в лето, из зимы в зиму – родное ему.

Это радость от безусловного сочувствия к безусловному.

Портрет персонажей – случайных наблюдателей, каждый из которых однажды, один только миг – но был необычайно близок к своему герою, великолепный образ чей был непостижимым; портрет всех тех волшебников, которые постигли момент своего бессмертия. У каждого из которых была своя пора Золотая – единая на всех.

О тех, чей образ мыслей совпадал со всеми законами этого мира.

Белый дом у самого подножия гор, выполненный из векового камня, который, казалось, и составлял стены гор, что возвышались над ним. Слабый свет белого солнца, которое, кажется, нерешительно касалось им макушек великих деревьев, что свободно и неизменно кружили ветра позывы, как бы играя им, как бы зазывая в дали несметные путей своих, что носила земля – которыми земля была прошита насквозь, не оставляя ни единый свой островок неизведанным; по этим путям ходили герои, оставляя свои мечты нитью путеводной на ткани миров, владея бессмертием, единым для всех – в один только миг, одним лишь моментом.

В настоящий момент владеть только можно бессмертием – тому предстояло еще научиться ребенку, чьи руки к стеклам примкнули; той девочке, которая, едва дыша, всем своим существом, всем вниманием обратилась сейчас к самой широкой тропе, ведущей к их дому, который холодным светом по белому камню встречал опоздавших гостей – опоздавших совсем, совершенно, прибывших тогда уже, когда провожали хозяева каждому здесь знакомых гостей других.

Те, кто был друг другу другом давно – а таких было только двое из приглашенных в белый дом в этот день – так и увиделись, и ровно столько было им времени, сколько хватило на то, чтобы сказать пару слов на прощанье и ничего не обещать, но – задать самый главный вопрос – и на него не отвечать под разумным предлогом того, что «пора».

Но этот вопрос был ответом на желание каждого, кто был здесь в этот час, в эту минуту, вернуться сюда – спустя время, спустя много лет – хотя бы раз однажды вернуться.

Но тем, кому не хватало и прежде времени даже на то, чтобы извиниться, чтобы проститься, чтобы друг друга услышать еще с полуслова – чтобы не на первом же слове себя обрывать – им пришлось быть опоздавшими в этот час, в эту минуту; и вновь не застали они друг друга, и вновь друг без друга ушли, поглощенные мыслями о том, что когда-то, когда-нибудь, они вернутся к этому дому, перешагнут порог его снова, и – обязательно встретятся.

Пора. Пора было расставаться со всеми, пора было уходить. Золотая пора завершилась, когда можно было никуда не спешить – когда не приходила мысль об этом никому, совсем никому – когда каждому был известен, доступен, когда каждый владел им – секретом бессмертия. Когда каждый жил настоящим моментом, когда каждому был он лучшим, из всех – лучшим, который только можно представить; когда ни один не пытался ничего иного себе представлять.