Энтони Горовиц - Дом шелка. Новые приключения Шерлока Холмса

На том дело и кончилось. Я в самом деле об этой истории почти забыл, а когда прочитал ваше объявление, все в памяти и всплыло. Если он узнает, что я пришел к вам, свое слово сдержит — даже не сомневаюсь. Но раз вы ищете «Дом шелка», начинайте с его кабинета, потому что Крир может привести вас к цели.

— Где его найти?

— В Блюгейт-Филдс. Сам дом находится на углу Милуорд-стрит, невысокий такой, изрядно подкоптившийся домишко, над дверью — красный фонарь.

— Вы там сегодня будете?

— Я там бываю каждый вечер, а теперь, спасибо вашему благодеянию, деньжат мне хватит надолго.

— А этот человек, Крир, из своего кабинета выходит?

— Частенько. Народу в курильне битком, да и дым коромыслом. Он выходит подышать свежим воздухом.

— Тогда не исключено, что вечером увидимся. Если все пройдет хорошо и я найду что ищу, ваше вознаграждение вырастет вдвое.

— Только не говорите, что знаете меня. Никак на меня не реагируйте. А если что-то пойдет наперекосяк, на мою помощь не рассчитывайте.

— Понимаю.

— Тогда удачи вам, господин Холмс, и успеха — это я не о вас радею, а о себе.

Когда Гендерсон ушел, Холмс повернулся ко мне — глаза его искрились.

— Курильня опиума! Ведет дела с «Домом шелка»! Что скажете, Ватсон?

— Что это мне категорически не нравится, Холмс. Мой совет — нечего вам там делать.

— Бросьте! Уж о себе я как-нибудь позаботиться сумею. — Холмс подошел к своему столу, открыл ящик и вытащил револьвер. — Возьму с собой оружие.

— Тогда я еду с вами.

— Дорогой Ватсон, я никак не могу вам этого позволить. Я очень ценю вашу готовность помочь, но посмотрим правде в глаза: восточный Лондон, четверг вечером, курильня опиума — и тут заявляемся мы с вами! Сойти за местных клиентов нам никак не удастся.

— Тем не менее, Холмс, я настаиваю. Если хотите, внутрь заходить не буду. Найду место где-то поблизости. А если потребуется помощь, один выстрел — и я тут же буду рядом. Ведь у Крира наверняка своих головорезов хватает. Да и можно ли доверять Гендерсону? Где гарантия, что он вас не выдаст?

— Тут вы правы. Хорошо. Где ваш револьвер?

— При себе нет.

— Ничего, у меня есть запасной. — Холмс улыбнулся, он явно был в предвкушении удовольствия. — Нанесем визит в «Местечко Крира» и своими глазами посмотрим, что там творится.

Вечер снова выдался туманный, причем такого густого тумана в этом месяце еще не было. Я бы попытался отговорить Холмса ехать в Блюгейт-Филдс в такую погоду, имей я хоть малейшие шансы на успех, но по его бледному с орлиным профилем лицу видел: он утвердил для себя план действий и теперь его ничто не остановит. Я знал — хотя Холмс не говорил об этом вслух, — что им движет смерть ребенка, Росса. И пока он считает себя виновным в этой смерти хотя бы частично, он не успокоится, а все мысли о собственной безопасности будут без особых трудов отброшены.

Но вот экипаж привез нас в район Лаймхаус-Бейсин, мы вышли в аллею — и мне стало не по себе. Улицы были окутаны вязким и желтым туманом, приглушавшим все звуки. От него веяло жутью, он, словно хищный зверь, рыскал по темноте в поисках жертвы — а мы погружались в него, сами шли к нему в пасть. Мы прошли по аллее, зажатой между стенами из красного кирпича — они истекали влагой и поднимались так высоко, что без слабого отсвета луны было бы не видно неба. Поначалу мы не слышали ничего, кроме звука собственных шагов, но постепенно проход расширился, и с разных сторон эхо стало приносить ржание лошади, мягкий рокот парового двигателя, журчание воды, вопль напуганного ребенка — все эти звуки по-своему определяли поглотившую нас тьму. Мы шли вдоль канала. Перед нами прошуршала крыса или еще кто-то из отряда ей подобных, соскользнула за край дорожки и бултыхнулась в черную воду. Залаяла собака. Мы прошли мимо привязанной к пирсу баржи — сквозь занавески на окнах пробивались лучики света, а из трубы валил дым. Сзади находился сухой док, там, подобно доисторическим скелетам, едва видимые, на привязи из канатов и снастей, ждали ремонта сбившиеся гуртом суда. Мы повернули за угол, и все это тут же утонуло в тумане, который занавесом упал у нас за спиной, — я обернулся и ничего не увидел, словно секунду назад вышел из ниоткуда. Полная пустота была и перед нами — если бы мы стояли на краю земли и намеревались шагнуть в никуда, картина была бы точно такой же. Но вдруг наш слух уловил резкие звуки фортепьяно — кто-то одним пальцем пытался подобрать мелодию. Откуда ни возьмись перед нами прямо из тьмы возникла женщина — помятое размалеванное лицо, безвкусная шляпка и шарф с перьями. Я уловил ее запах, напомнивший мне об умирающем в вазе цветке. Она хихикнула и тут же исчезла. Наконец впереди показались огни, это были окна паба. Именно оттуда и доносилась музыка.

Паб назывался «Роза и корона». Мы прочли название, только оказавшись непосредственно под вывеской. Это был странный домишко, кирпичную кладку там и сям скрепляли обшивные доски, но все равно он был какой-то скособоченный — того и гляди рухнет. И окна все перекошены. Дверь низкая — чтобы войти, нам пришлось бы пригнуться.

— Мы прибыли, Ватсон, — негромко произнес Холмс, и я увидел, как дыхание слетает с его губ клубочками пара. Он показал вперед. — Это Милуорд-стрит, а вон, как я понимаю, «Местечко Крира». Видите красный фонарь над дверью?

— Холмс, последний раз прошу вас: позвольте, я пойду с вами.

— Нет, нет. Одному из нас лучше остаться снаружи: если окажется, что меня ждут, вам будет легче прийти мне на помощь.

— Думаете, Гендерсон рассказал нам сказку?

— Его история во всех отношениях показалась мне невероятной.

— Но тогда, Холмс, ради всего святого…

— Ватсон, мне нужно туда войти и самому во всем убедиться. А вдруг Гендерсон все-таки говорил правду? Если же это капкан — мы попадемся в него и посмотрим, куда это нас приведет.

Я открыл рот, чтобы возразить, но он продолжал:

— Дело это чрезвычайное, старина. Мы прикоснулись к верхушке айсберга, и, если хотим добраться до его основания, придется рисковать. Ждите меня ровно час. Предлагаю вам скоротать время в этом пабе, надеюсь, хоть какой-то уют вы там найдете. Если через час я не появлюсь — приходите за мной, но будьте крайне осторожны. А услышите выстрелы — являйтесь без промедления.

— Я все исполню, Холмс.

Он перешел дорогу и на мгновение скрылся из виду, растворившись во тьме и тумане, а меня одолевали самые дурные предчувствия. Он тут же возник на другой стороне улицы, остановился в дверном проеме, в отблеске красного фонаря. Где-то далеко церковные часы начали отбивать одиннадцать. С первым же ударом Холмс исчез.

Стоять на улице, даже в теплом пальто, не хотелось: холодно, время позднее, ты один, а квартал — настоящее дно, сплошь отбросы общества, а то и преступники. Я толкнул дверь «Розы и короны» и оказался в комнате, поделенной пополам узким баром: бочки эля, краны с ручками из крашеного фарфора, две полки с шеренгами бутылок. К моему удивлению, в этом ограниченном пространстве, презрев непогоду, собралось человек пятнадцать — двадцать. Они кучками сидели за столами, играли в карты, пили и курили. Воздух загустел от сигаретного и табачного дыма, свою лепту вносил и торф — в углу пыхтела видавшая виды чугунная печь. Если не считать нескольких свечей, она была единственным источником света в комнате, но, казалось, производила обратный эффект: ты глядел на красное мерцание за ее толстым стеклом и чувствовал, что огонь засасывает свет в себя, поглощает его, а потом выплевывает дым и золу в трубу, а оттуда — в черную ночь. Рядом с дверью стояло видавшее виды пианино, за ним сидела женщина и лениво тыкала по клавишам. Именно эту «музыку» я слышал с улицы.