Энтони Горовиц - Дом шелка. Новые приключения Шерлока Холмса

— Фотопластинка «Ле Мервейе», производство «Ланкастер и сын из Бирмингема», если не ошибаюсь, — заметил Холмс.

— Их мучили еще и этим? — спросил Лестрейд. — Заставляли регистрировать все, что здесь происходило?

— Едва ли, — возразил Холмс. — Но теперь понятно, почему моего брата Майкрофта приняли так враждебно, когда он начал наводить справки, понятно, почему он не мог мне помочь. Фицсиммонс внизу?

— Вместе с женой.

— Похоже, пора подводить итоги.

В гостиной все еще горел огонь, в комнате было тепло и уютно. Преподобный Чарлз Фицсиммонс сидел на диване с женой, религиозный наряд он, к моей радости, сменил на черный галстук и смокинг. Мысль о его принадлежности к церкви была мне противна. Госпожа Фицсиммонс сидела распрямив спину, совершенно погрузившись в себя, и не желала встречаться с нами взглядом. В ходе последующей беседы она не произнесла ни слова.

Холмс сел напротив. Я занял место у камина, спиной к огню. Лестрейд остался стоять у двери.

— Господин Холмс! — Казалось, Фицсиммонс приятно удивлен встрече. — Что ж, сэр, я должен вас поздравить. Вы доказали, что ваши возможности поистине невероятны, как, собственно, мне и говорили. Вам удалось выскользнуть из первой ловушки, которую мы для вас расставили. Вы сбежали из тюрьмы Холлоуэй, что само по себе выдающееся достижение. А поскольку Гендерсон и Брэтби до сих пор не вернулись, надо полагать, вы взяли над ними верх на Джекдо-лейн и оба они арестованы?

— Они оба мертвы, — уточнил Холмс.

— Их бы все равно повесили, так что разница невелика.

— Вы готовы ответить на мои вопросы?

— Разумеется. Не вижу причины что-то скрывать. Я не стыжусь того, что происходило в стенах школы «Чорли Гранж». Некоторые полицейские обошлись с нами довольно грубо… — Тут он обратился к стоявшему у стены Лестрейду. — Можете не сомневаться, я подам официальную жалобу. Но правда заключается в том, что мы предлагали услуги, в каких определенная группа людей нуждалась на протяжении многих столетий. Полагаю, вы знакомы с жизнью древних цивилизаций в Греции, Древнем Риме и Персии? Культ Ганимеда всегда был в почете, сэр. Или у вас вызывают отвращение работы Микеланджело, сонеты Шекспира? Впрочем, не сомневаюсь, что вы не нуждаетесь в обмене мнениями на эту тему. Вы одержали победу, господин Холмс. Что именно вас интересует?

— «Дом шелка» — это была ваша идея?

— Целиком и полностью. Хочу вас заверить: Школьное общество лондонских кварталов и семья нашего благотворителя, сэра Криспина Огилви, который, как я говорил вам, заплатил за покупку «Чорли Гранж», не имеют ни малейшего понятия о том, чем мы занимались, и наверняка ужаснутся не меньше, чем вы. Мне нет нужды их защищать. Я просто говорю правду.

— Приказ убить Росса отдали вы?

— Должен признаться, что да. Не могу сказать, что я этим горжусь, господин Холмс, но это было необходимо — ради собственной безопасности и чтобы не прерывать работу нашего предприятия. Я вовсе не признаюсь в убийстве как таковом. Непосредственными исполнителями были Гендерсон и Брэтби. Следует также добавить, что воспринимать Росса как невинного ангелочка, который сбился с пути истинного, — это заблуждение. Госпожа Фицсиммонс права: он был злобный упрямец и сам навлек на себя такую кончину.

— Как я понимаю, некоторых ваших клиентов вы фотографировали?

— Вы были в голубой комнате?

— Да.

— Время от времени такая необходимость возникала.

— С целью шантажа?

— Только иногда и только когда это совершенно необходимо. Вы не удивитесь, если я скажу, что «Дом шелка» дает мне неплохой заработок и особой нужды в поиске других источников дохода просто нет. Так что причина, господин Холмс, тут другая — самозащита. Как, по-вашему, мне удалось убедить доктора Экленда и лорда Хораса Блэкуотера дать показания в открытом суде? Ими двигал инстинкт самосохранения. По этой же причине меня и мою жену в Англии никогда не предадут суду. В нашем распоряжении очень много чужих тайн, и многие из тех, кого эти тайны касаются, занимают очень высокое положение в обществе. Наши улики надежно спрятаны. Господа, которых вы сегодня здесь застали, лишь малая часть моих благодарных клиентов. Среди наших гостей министры, судьи, законодатели и лорды. Мало того, в круг наших частых посетителей входит член одной из самых родовитых семей в стране, но он, естественно, полагается на мою деликатность, как и я в случае надобности полагаюсь на его защиту. Понимаете, куда я клоню, господин Холмс? Мои клиенты никогда не допустят, чтобы это дело получило огласку. Через полгода я и моя жена будем на свободе и постепенно займемся этой деятельностью снова. Возможно, есть смысл обратить взор на континент. Мне всегда был симпатичен юг Франции. Не знаю, где и когда именно, но не сомневайтесь — «Дом шелка» возродится. Даю вам слово.

Холмс ничего не сказал в ответ. Он поднялся, и мы вышли из комнаты. В тот вечер имя Фицсиммонса он больше не упоминал, да и на следующее утро не счел нужным обсуждать эту тему. Впрочем, утром нас ждала развязка — эта история, как известно, началась в Уимблдоне, и именно там ей суждено было завершиться.

Шедший всю ночь снег придал Риджуэй-холлу пугающий облик, усилив его симметричность и словно выведя за пределы времени. Поместье показалось мне величавым и в ходе двух прежних визитов, но когда я приближался к нему в последний раз в обществе Шерлока Холмса, оно выглядело столь же безупречно, как миниатюрные домики за витриной магазина игрушек. И вспарывать белизну подъездной дорожки колесами нашего экипажа казалось чистым вандализмом.

Дело было на следующий день, и, будь моя воля, я бы отложил этот визит как минимум еще на сутки — прошлая ночь меня совершенно изнурила, левая рука в месте удара отдавалась такой болью, что я с трудом сжимал пальцы. Ночь выдалась скверная, я пытался заснуть и освободиться от всего, что видел в «Чорли Гранж», но безуспешно — события были чересчур свежи в памяти. Я вышел к завтраку и даже слегка позавидовал тому, как выглядит Холмс: он был свеж, энергичен и приветствовал меня в своей обычной манере, кратко и четко, словно ничего из ряда вон выходящего не произошло. На визите в Уимблдон настоял именно он — послал телеграмму Эдмунду Карстерсу еще до того, как я проснулся. Я помнил о нашей встрече в «Мешке с гвоздями», когда рассказал Холмсу о событиях в этой семье, в частности о состоянии здоровья Элизы Карстерс. Ее внезапная болезнь тогда его обеспокоила, да и сейчас он был явно этим встревожен. Он сказал, что должен встретиться с ней лично, хотя я не мог себе представить, что именно он может для нее сделать, — ведь помочь ей не смог ни я, ни другие доктора.