Дороти Девис - Тень предателя

Маркс читал дальше, ища что-то личное, заметки о семье, друзьях, коллегах, но их не было, или встречались лишь шутливые комментарии, например, в трехдневной давности заметках об Афинах. «После сегодняшней сессии Грисенко и я отправились в Плакку на поиски памятника Байрону. Все русские, каких я знал, любят посещать рынки. Я тоже люблю рынок. Мы посидели немного в небольшом парке. Я постарался объяснить Грисенко, кто такой Байрон, английский поэт, сражавшийся за Грецию в войне за независимость. Г. был весьма скептичен до этому поводу. „Англичанин? — повторял он, качая головой. — Я этому не верю“.»

В доме стояла глубокая тишина, когда Маркс закончил читать дневник Бредли. Выйдя из кабинета, он увидел Луизу, заснувшую в кресле. Сброшенные туфли небрежно валялись на ковре. Все куда-то ушли, возможно, в похоронную контору. Нагнувшись, он аккуратно поставил туфли Луизы под стул, открыл дверь и вышел. Дверь автоматически защелкнулась за ним.

В крохотном закутке, который он называл своим кабинетом, Мазер готовился к лекции. В этой общей для всех комнате ему в сущности принадлежал лишь этот стол. Обычно сюда забегали только для того, чтобы избавиться от лишнего хлама, ненужных вещей, которым легкомысленно успели обзавестись за день, от рамки без картины, сильно испачканного галстука, который лень сдать в чистку или не сданной вовремя в библиотеку книги. Мазер уединился здесь сегодня для того, чтобы сделать заметки по викторианскому роману для учителя, согласившегося заменить его на лекции, пока Мазер будет на отпевании Питера Бредли.

Убрав со стола, он порылся на книжных полках и, найдя книгу, способную вместиться в кармане, покинул комнату с томиком стихов Одена. Он повторил то, что привык делать с детства, если хотел сосредоточиться на чем-то, — он закрыл глаза (этому научила его мать, когда он начал читать Библию), а затем наугад раскрыл книгу. Это была поэма в память о Йейтсе, которая сама по себе уже была предзнаменованием. Так непременно сказала бы его бабка. Он жадно пробежал глазами строки в поисках откровения.

«…Для него это был последний полдень, когда он был еще самим собой».

Мазер нашел то, что искал, некое поэтическое потрясение, открывшее ему истину. Пронзительная точность строк ошеломила его: смерть отнимает у человека величайший дар жизни, удивительную неповторимость человеческой личности. Он сунул томик в карман и зашагал по коридору, погруженный в свои думы, не замечая никого и не гадая о том, кто что о нем думает, не держа язвительных слов на языке, а в голове — ни единой мысли о фальши и притворстве.

Мазер ждал Анну Руссо у входа в лабораторию. По журналу прихода и ухода он проверил, что она в лаборатории. Подходил к концу последний час напряженного рабочего дня. Мазер, присев на пожарный гидрант, прислушивался к тому, как многократно усиливались уличные шумы. Зачем он позволил городу стать его тюрьмой? Причина ясна: анонимность, попытка затеряться в толпе. Словно каждый ищет этого, пока смерть, не спрашивая, бесцеремонно не выставит его напоказ, как только она одна умеет это делать. Вынув снова книжку из кармана, Мазер открыл ее. К тротуару тихо подъехала полицейская машина. Краем глаза следя за ней, Мазер делал вид, что углубился в чтение. Он догадался — это детективы, хотя никого из них не знал. Весь день он ждал, боялся и жаждал своей встречи с лейтенантом со светлыми подёрнутыми влагой глазами.

Двое детективов, выйдя из машины, даже не взглянув на Мазера, вошли в здание. Машина уехала. Через несколько минут наконец появилась Анна.

— Позвольте нести ваши книги, мисс, — промолвил Мазер, вставая.

— Эрик! — Анна все время колебалась, как обращаться к нему: Эрик или мистер Мазер. Сегодня, видимо, у нее не было колебаний.

— Я хотел бы угостить вас обедом. Мне надо с вами поговорить, — не раздумывая, сказал Мазер.

— Я грязная, — ответила Анна. — Но думаю, это не имеет значения.

— Мы все грязные, — философски заметил Мазер, — и это имеет огромное значение. Вопрос лишь в том: что с этим делать?

Они шли до угла, направляясь в сторону парка, проклятого места, ставшего для него последней чертой перед входом в ад. Через плечо Анны была перекинута сумка из грубой, плотно сплетенной шерсти в ярких тонах греческого национального флага. Если он не ошибался, сумка была из Греции.

— Давайте я понесу сумку? — снова попытался Мазер предложить свою помощь.

— Не стоит, — ответила Анна, — я привыкла.

— Она, кажется, новая? — Мазер готов был откусить себе язык.

Анна вспыхнула, и ее темные глаза сверкнули гневом, однако она ничего не сказала. Через несколько секунд у ворот парка она остановилась. Мазер взял ее за руку и мягко, но решительно повел дальше.

— Пожалуйста, не говорите, что вы передумали. Я тоже под подозрением. У полиции все еще находится моя обувь, которую они вчера сняли у меня с ног.

— Зачем она им?

— Обувь часто говорит правду о том, где был человек, так я полагаю. Или, наоборот, где он не был.

Мазер выбрал маленький ресторанчик, где прилично кормили и где было не так людно в эти часы.

Он спросил у Анны, будет ли она пить.

— Еще бы!

Он заказал два сухих мартини.

— Подходит? — спросил он.

Анна кивнула.

— Анна, когда вам дали посмотреть фотографии для опознания, вы кого-нибудь узнали?

Анна отрицательно замотала головой.

— Это было невозможно. Чем больше я думаю об этом человеке, тем меньше помню его внешность.

— Было ли в нем что-то такое, что выдавало его как истого американца?

Анна удивилась.

— Истого американца?

Мазер пожал плечами. Он надеялся, что его вопросы что-то пробудят в ее памяти, и не скрывал своей настойчивости. Он предложил Анне сигарету, а когда она отказалась, сам раскурил ее.

— Я все время всех подвожу, я знаю, — согласилась Анна. — Но я не гожусь для подобных бесед, где все построено на ассоциациях. Я мыслю прямо и просто, в черно-белых тонах. Я могу говорить о том, что сама видела, а этого человека я в сущности не видела.

Подали мартини.

Они чокнулись, и Анна отпила глоток.

— Почему, Эрик? Почему все это произошло?

Мазер молча смотрел в стакан на золотой кружок мякоти лимона в кольце более темной кожуры.

— Потому что кто-то испугался?

— Почему вы так говорите?

Анна отбросила пряди волос за плечо.

— Не представляю, как можно убить без страха. Но кто мог бояться Питера?

— Разве вас он никогда не пугал… своим интеллектом?

— Нет, — ответила Анна, и Мазер не сомневался в ее искренности.

Он криво улыбнулся.

— Мешать соединенью двух сердец, я не намерен…

— Что это значит?

— Это Шекспир.

— Я знаю, — перебила его Анна. — Но что именно вы хотите этим сказать? Вот что мне нужно знать.