Дороти Девис - Тень предателя

Пожилой инспектор сидел сложа руки, похожий на ирландского прелата, слушал и мысленно отсеивал факты от обстоятельств. Анна же, полная решимости, продолжала:

— Потом мы втроем встретили Джанет… то есть миссис Бредли и пообедали вместе.

— А до этого миссис Бредли не была с вами? — поинтересовался Фицджеральд.

Кажется, девушка не поняла, куда клонит инспектор, и Маркс был рад этому.

— Мы ей звонили, но ее не было дома, — ответила Анна.

— Итак, молодая леди, это был единственный раз, когда доктор Бредли был у вас дома?

— Нет. Прошлой осенью Джанет — она профессиональный фотограф, — делала съемки в нашем и соседнем квартале. Питер иногда сопровождал ее, он настаивал на этом, потому что это не самое безопасное место в городе. Джанет оставляла у меня кое-что из своей аппаратуры.

— Хорошо, — сказал Фицджеральд. — Это было прошлой осенью. А как вы думаете, что он делал здесь сегодня вечером?

— Зачем ему было появляться здесь? Мы ждали его в лаборатории. Я по дороге забежала домой, чтобы взять очки и предполагала…

Фицджеральд прервал ее.

— Вы были дома сегодня вечером?

— Да.

— В какое время?

— Когда я уходила, было девять двадцать пять.

— Одна?

— Да.

— Вам следовало бы, мисс, найти кого-нибудь, кто подтвердил бы это, — посоветовал ей инспектор.

Анна посмотрела сначала на него, потом на Маркса. В словах Фицджеральда ей почудилась явная угроза.

— Нас было пятеро, мы взяли такси на углу 32-й улицы и Третьей авеню. По дороге я вспомнила, что оставила дома очки. Бобу Стейнбергу, помощнику доктора Бредли, и остальным не терпелось поскорее попасть в лабораторию, поэтому я попросила высадить меня на углу, сказав, что доберусь потом сама. Это было примерно в девять пятнадцать. Я взяла очки, зашла в ванную, и тут же ушла. До 9-й улицы я доехала на автобусе…

— А где был в это время доктор Бредли?

— Я не знаю. Мы все полагали, что он где-то в пути. Он всегда в лабораторию ходил пешком.

— Ваш дом как раз был по пути, не так ли, мисс?

Анна, растерявшись, провела рукой по волосам. — Нет, да и зачем ему было идти ко мне? Вы должны поверить, сэр.

Маркс подумал, что люди, пользующиеся на работе очками, обычно стараются носить их с собой, но Анна, забежав домой за забытыми очками, оставалась там так недолго, что даже не открывала окон.

— А вы думали о нем, мисс Руссо? Ну, например, что можете встретить его, скажем, на Третьей авеню, и пройти вместе с ним остальную часть пути?

Анна покачала головой.

— Если бы я подумала об этом и даже увидела его, я никогда бы не присоединилась к нему. Это трудно объяснить, но я бы поняла, что он не нуждается в чьей-либо компании, иначе поехал бы вместе с нами.

Маркса вполне удовлетворил ответ Анны, однако инспектор по-прежнему был полон скептицизма.

— Я остро осознаю себя женщиной в мире, который по преимуществу является миром мужчин, инспектор, и порой даже чересчур стараюсь никому не доставлять беспокойства. Поэтому я не просила своих друзей подождать меня в такси, пока я сбегаю за очками.

Это Фицджеральд наконец понял и по-отцовски покачал головой.

— С такими взглядами вам никогда не найти мужа, который бы вас понимал, мисс. Хорошо, теперь давайте вернемся к тому, над чем вы с доктором Бредли работали. Расскажите мне о фильме, который он привез из Советского Союза.

Глаза Анны недобро сверкнули. Она не понимала, почему инспектор намеренно провоцирует ее. Она не верила, что он делал это по глупости. Она, тщательно подбирая слова, определила себя как всего лишь одного из шести ученых, работающих над этим проектом, а затем попыталась дать понять детективам, что сам Бредли тоже был далеко не единственный из ученых-физиков, посетивших Афины, а не Советский Союз, и кому русский ученый преподнес в дар экземпляр этой пленки.

— Я полагаю, ФБР поможет мне прояснить этот вопрос, — заключил Фицджеральд.

— Наши исследования не являются секретными, инспектор.

— Неужели? — Он неодобрительно поджал губы. — Будь на то ваша воля, вы, ученые, рассекретили бы все до одного наши секреты, я прав или нет?

— О наших работах писали все газеты, — спокойно напомнила ему Анна. Теперь, когда она поняла, что он просто дразнит ее, ей легче было сдерживать себя.

Фицджеральд, который вел себя так, будто в его распоряжении бездна времени, вынул вдруг из кармана жевательную резинку и развернул обертку. Старому инспектору ничто не доставляло большего удовольствия, подумал Маркс, как испытывать терпение допрашиваемого.

Анна смотрела на полоску жевательной резинки и что-то мучительно вспоминала, что же…

— Жаль у меня всего одна, не смогу вас угостить, — сокрушенно сказал инспектор, не сводя глаз с ее лица, и не спеша положил в рот жвачку.

Анна выдержала его взгляд.

— Когда я выходила из квартиры сегодня вечерам и уже спустилась на второй этаж, я услышала звонок домофона в квартире наверху. Сначала я подумала, что звонят мне. Но, спустившись вниз, я увидела в вестибюле мужчину, ждавшего, когда ему откроют дверь. Тогда я поняла, что он пришел к доктору Уэббу. Это все, что я подумала в тот момент. Но когда я открыла дверь, чтобы выйти, он вошел в нее, не дожидаясь ответного звонка из квартиры.

— Почему вы решили, что мужчина пришел к доктору Уэббу? — спросил Маркс.

— Потому, что другие соседи, Бритты, уехали в Европу, а квартира на первом этаже в ремонте, в ней нет жильцов.

— Лучше опишите этого мужчину, — поторопил ее Маркс. — В вестибюле горел свет?

— Да, — подумав, ответила Анна, вспоминая незнакомца, и вдруг тряхнула головой. В сущности, она даже не разглядела его толком. — Тёмная шляпа, серый костюм. Он был ниже меня ростом. Я вспомнила о нем только из-за вашей жевательной резинки. Когда он проходил в дверь мимо меня, от него пахло жвачкой.

Детективы переглянулись, понимая бесполезность подобного неопределенного описания.

Думаю, нам следует поговорить с доктором Уэббом, если он дома, — промолвил Маркс.

Доктор Уэбб, ветеринар, был в этот вечер дома и работал в своем кабинете в задней комнате квартиры, где в окне был вентилятор. Он ничего не слышал, кроме звонка домофона. Он никого не ждал, поэтому не ответил. Ему показалось, что звонок раздался в квартире под ним и принял все это за проказы уличных мальчишек. Время, когда он услышал звонок, он не помнит. Когда Маркс спросил, не могло ли это быть примерно в девять тридцать, он сказал, что вполне возможно. Это близко к тому, что говорила Анна Руссо и могло служить подтверждением ее показаний другим свидетелем.

Маркс считал, что он хорошо знает Манхэттен, поскольку прожил в нем всю жизнь, исходил улицы вдоль и поперек еще до того, как стал служить в полиции. Никто не знает город лучше, чем полицейский, несущий дежурство на своем участке. Поэтому он тут же связался с начальником участка капитаном Редмондом, и тот не медля дал ему в помощники молодого детектива из местных, совсем недавно снявшего полицейскую форму.