Пьер Сувестр - Ночной извозчик

— Кто эта женщина? — спрашивала она. — Это вы ее?..

Фонарь понемногу справился с охватившим его испугом.

— Отвечайте же! — сказал он, схватив г-жу де Бремонваль за руку и грубо встряхнув. — Как это вышло, что вы меня встретили? Следили, стало быть, за мной?

Г-жа де Бремонваль сообразила, что прежде всего надо успокоить бандита.

— Нет, нет! — поклялась она. — Вы не правы, Фонарь, я вас просто узнала в ту минуту, когда вы проезжали мимо меня, я в это время не знала, что вы везете…

— А что вы делали в моих краях?

— Я шла к вам.

— Ко мне? Вы — ко мне? Что это вам от меня понадобилось?

— Я хотела разузнать о Раймонде, о том, что с ней сталось.

— О Раймонде? О Раймонде? Да уж, Раймонда-то…

Фонарь не решался признаться, что Раймонда убежала. На всякий случай он сказал:

— Когда вы мне заплатили, чтобы я эту девицу похитил, вы сказали, будто хотите, чтобы она исчезла и что ко мне с этим делом никто лезть не будет. Фу ты, пропасть! Фу ты, пропасть! А теперь вы за мной бегаете. Уж не знаю, почему бы мне вас не…

Но г-жа де Бремонваль не дрогнула, хоть и была сейчас во власти этого человека, этого страшного Фонаря, — ведь она находилась с ним наедине, на пустынном мосту Мирабо, и не на кого было надеяться.

— Отпустите руку, — повелительно сказала она, — незачем мне угрожать; если вы меня убьете, вам со мной будет много возни, куда больше еще, чем с этой…

И когда укрощенный Фонарь, как бы помимо воли, отпустил ее руку, она продолжала:

— Ну, отвечайте же! Где Раймонда!

Фонарь решил солгать:

— Она умерла. Это она и есть…

Но это было неуклюжим враньем. Г-жа де Бремонваль разразилась странным хохотом, безумным, пугающим хохотом:

— Не скрывайте от меня ничего, — сказала она, — и не придумывайте небылиц… Я знаю, что у вас в карете вовсе не Раймонда, знаю, что Раймонда не умерла, а убежала — где она?

Фонаря, казалось, охватил страшный гнев.

— Проклятье! — выругался он, сжимая кулаки и глядя бешеными глазами на г-жу де Бремонваль. — Значит, вы и впрямь за мной шпионили, раз все это знаете?

— Может быть… но говорите же…

— Что еще говорить-то? Чтобы я вам сказал, где Раймонда? Понятия не имею. Что сбежала она это правда. Хотите знать, кто это мертвая женщина? Моя любовница, Пантера… а дальше что? Не побежите же вы доносить на меня? Если я прибил собственную бабу да так, что укокошил, это все ваша вина…

— Моя?

— Ясное дело, ваша; ведь она-то и выпустила вашу проклятую девку, вот за это я и…

Г-жа де Бремонваль не ответила. Бледная, полумертвая от страха, она опиралась о перила моста Мирабо, уставившись испуганными глазами на илистые воды.

Между мрачными сообщниками воцарилось долгое молчание.

— Но все-таки, что вы намерены делать с этим трупом?

Фонарь уныло пожал плечами.

— Почем мне знать! — ответил он. — Осточертело мне такой груз таскать… Это мне Пантера теперь мстит. А вы еще спрашиваете, что мне с трупом делать… ей-богу, не знаю!

— Карета-то ваша?

— Нет, я ее на одну ночь взял.

— Взяли? То есть украли?

— Нет, не украл, отдам я ее. Только взял без спросу.

Г-жа де Бремонваль молчала несколько мгновений.

Ах! Если бы те, кто бывал на блестящих празднествах, устраиваемых элегантной г-жой де Бремонваль в залах маленького особняка на улице Лоран-Пиша, застали сейчас эту самую элегантную молодую женщину на пустынном мосту за беседой с ночным извозчиком, извозчиком-убийцей, зловещим возницей рокового фиакра, — они бы, конечно, решили, что это сон… Какие же узы могли связывать г-жу де Бремонваль с апашем Фонарем? Для каких темных дел богатая владелица особняка в районе Дофин была вынуждена снюхаться с похитителем Раймонды, с тем самым похитителем Раймонды, который сказал ей и не услышал с ее стороны возражений: «Когда вы мне велели украсть Раймонду, вы заявили, будто вам нужно, чтобы она исчезла!»

— Послушайте, — задыхаясь сказала г-жа де Бремонваль, — послушайте, Фонарь, если вы только будете выполнять все, что я скажу, вы не попадете на эшафот.

Эшафот! При зловещем упоминании машины Дейблера, Фонарь опять задрожал.

Эшафот!.. Ему уже чудилось, как холодное лезвие гильотины касается его шеи. Заикаясь от ярости, он прохрипел:

— Если я попаду на эшафот, вы там тоже окажетесь!

Но его угрозы были напрасны, г-жа де Бремонваль оставалась совершенно спокойной.

— Я не дорожу жизнью, Фонарь, я уже больше ничем не дорожу. Нет, я дам вам совет просто из добрых чувств. Вам надо избавиться от трупа Пантеры, а также необходимо, чтобы никто не заметил исчезновения вашей кареты. Ладно… Слушайте внимательно. Никто, к счастью, не видел, как вы погружали труп в пролетку, надо этим воспользоваться… Эта несчастная женщина… насколько мне показалось… вы надели на нее платье Раймонды?

— Да, Пантера в первый же день слямзила ее тряпки, она в них была одета, когда я ее пришил, я ее не стал раздевать.

— Хорошо. А где драгоценности Раймонды? У вас?

Фонарь отрицательно покачал головой.

— Нет, — сказал он, — у меня их нет, а даже если бы и были, вам бы они не достались… черт побери, вы должны дать мне хоть что-то заработать на всех этих ваших делишках; в общем-то с тех пор как я на вас, красавица, работаю, я вот уже второй раз рискую попасть на гильотину и ведь почти ничего за это не имею…

Но он не успел договорить.

— Скорей! Скорей! — сказала г-жа де Бремонваль, вытаскивая из сумочки пачку банкнот. — Вот вам деньги, Фонарь, на что они мне! Я вам дам еще гораздо больше, только отдайте мне драгоценности, которые были на Раймонде!

И пока Фонарь, ошеломленный голубыми купюрами, которые ему протянула г-жа де Бремонваль, прятал их в карман, она настойчиво повторяла:

— Драгоценности, Фонарь… Драгоценности…

Апаш вытащил из кармана два жалких колечка:

— Вот, а зачем они?

Но г-жа де Бремонваль не отвечала. Схватив кольца, она подбежала к карете. Преодолевая ужас, открыла дверцу, взяла застывшую руку своей рукой и надела на пальцы Пантеры кольца несчастной Раймонды.

— А теперь, Фонарь, теперь помогите мне, этот труп надо бросить в воду.

— Бросить Пантеру в воду? Да вы что, спятили? Завтра или через неделю ее выудят, и тогда…

— Давайте, давайте! Фонарь, когда ее выудят, все будут уверены, что это труп Раймонды, вам это не повредит, а я хочу, чтобы Раймонду считали умершей…

Фонарь был не в силах сопротивляться. После страшных волнений, пережитых им с вечера, точнее, со вчерашнего дня, апаш находился в таком подавленном состоянии, что у него не хватило духу спорить.

— Ладно, пусть будет по-вашему, — согласился он.

Ночь была темной, ветер свирепствовал, дождь хлестал вовсю, ни одного человека не видно было на мосту Мирабо.