Пьер Сувестр - Ночной извозчик

Фонарь остановился и задумчиво хмыкнул:

— А поручение-то какое… ну, дела! Шкуру-то с меня за это не сдерут? Зато, по правде говоря…

Фонарь застыл в неподвижности на краю тротуара, не решаясь перейти улицу. Он порылся в кармане пиджака и вытащил письмо, которое за минуту до этого успел надорвать с уголка.

— Заплатил-то он прилично! — продолжал Фонарь. — Но все-таки… чего-то боязно… Конечно, пятнадцать голубеньких — это пятнадцать тысяч монет, гм! — невредно… и еще, говорит, отвалит столько же, если я отнесу эту писульку в полицию… только вот идти к фараонам это не по мне, ух, не терплю я фараонов! Неохота мне идти!

Нерешительность Фонаря возрастала с каждой минутой. Он делал шаг-другой, потом снова останавливался, где посветлее, опять вытаскивал из кармана другой конверт, внимательно рассматривал его, но распечатать не решался.

«Господину комиссару полиции. Срочно»… — прочитал он вслух. — Не очень-то я обожаю, когда срочно… правда, пятнадцать кусков — это все-таки пятнадцать кусков!

Фонарь делал несколько шагов вперед, останавливался, снова пускался в путь…

Если апаш, который в свое время без зазрения совести похитил Раймонду, соблазнившись щедрой платой леди Бельтам, пребывал теперь в нерешительности, это объяснялось не столько его природной трусостью, сколько непонятным и действительно сложным положением, в котором он очутился.

Когда он под дулом револьвера назвал Раймонде имя г-жи де Бремонваль и дал ее адрес, то через несколько дней он успокаивал себя очень простым рассуждением.

«Ей же богу, — думал тогда Фонарь, — дело, видимо, запахло керосином. Пора рвать когти, не то попадусь на крючок… Иначе говоря, эта девчушка, что меня так ловко расколола, даст шороху у тетки Бремонваль, которая до сих пор меня прикармливала. Пусть у тетки Бремонваль в ушах зазвенит, на это мне с высокой сосны наплевать. Поделом ей! Да только у этой красотки котелок варит, она быстро усечет, что это я о ней Раймонде сбрехнул. Стало быть, сынок, когда до госпожи де Бремонваль дойдет, что это ты ее сдал, тебе придется сигануть куда подальше, иначе не миновать беды…»

Фонарь все рассказал Раймонде потому, что боялся револьвера. Теперь он боялся г-жи де Бремонваль.

«Да ну их к черту! — подумал он. — Суток спокойно не проживешь, это уже не работа! Если дальше так пойдет, придется завязать и жить по-честному!»

Но тут же ему пришло в голову, как избежать сей горькой участи.

«Яснее ясного, — рассуждал апаш, — пресловутая Раймонда ударит во все колокола у г-жи де Бремонваль, но ясно так же, что пойдет она туда не сегодня, а скорее завтра… Ну, а я еще успею перехватить несколько штук голубеньких у этой дамочки… и без всякого риска!»

Набравшись храбрости после таких размышлений, Фонарь, не очень беспокоясь, явился тогда к леди Бельтам. Но тут уж он вовсе перестал понимать, что происходит. Почему его принял дворецкий? Вряд ли г-жа де Бремонваль делилась своими тайнами с простым холуем?

Весьма удивленный приглашением дворецкого следовать за ним, Фонарь еще больше удивился странному поведению этого слуги.

— Вы ведь за деньгами пришли? — спросил без обиняков величественный дворецкий, как будто это само собой разумелось. — Мадам их передала мне для вас. Вот вам конверт, в нем пятнадцать тысяч франков.

Фонарь торопливо сунул конверт с деньгами в карман, а дворецкий меж тем продолжал:

— Кроме того, мадам поручила мне сказать вам следующее: если вы снесете вот это письмо в полицейский участок, — а снести его вы должны, слышите, должны! — вы сегодня же вечером получите еще пятнадцать купюр по тысяче каждая, после чего сможете убраться отсюда ко всем чертям!

Фонарь в десятый раз остановился и опять пошел. Хмурясь все больше по мере того, как он приближался к полицейскому участку, издалека светившемуся красным огоньком, Фонарь размышлял:

«Снесу, допустим, письмо и получу пятнадцать тысяч монет, пятнадцать да пятнадцать — тридцать, выходит — неплохое дельце; с другой стороны, если я снесу туда это письмо, меня, может, самого заметут — выходит, дело дрянь… Гм!»

Фонарь был труслив, но еще больше того падок на деньги.

Первый раз он прошел мимо участка, бросив взгляд внутрь, где несколько полицейских беседовали между собой, потом повернул назад.

«Все-таки ради пятнадцати тысяч монет, пожалуй, стоит рискнуть?»

И Фонарь вошел туда с непринужденным видом, решив исполнить поручение дворецкого, хотя, конечно, ему в голову не могло прийти, что он таким образом выполняет приказ Фантомаса.

— Будьте любезны, господин полицейский…

— Что вам нужно?

— Мне бы господина комиссара.

— Его нет… По какому вы делу?

— Да по срочному.

— А что это за такое срочное дело?

— Да вот, письмо.

— Так давайте сюда письмо, завтра ему передадут.

Фонарь не мог удержаться от улыбки, видя, как равнодушны к нему полицейские, в то время как он отлично знал, что любой из этих славных малых был бы вне себя от радости, узнай он, что перед ним сам апаш Фонарь. Все же он еще колебался. Конечно, он мог оставить письмо у служителей порядка и выбросить его из головы, но он помнил наставление дворецкого — передать его комиссару полиции немедленно. Если он не выполнит это распоряжение, пятнадцати тысяч ему не видать как своих ушей, а уже если он решился войти в полицейский участок, то хотел получить должную награду за свою храбрость! И он сказал:

— Письмо-то, видите ли, донельзя срочное и надо, чтобы господин комиссар тотчас же ознакомился с его содержанием.

Фонарь был в восторге от того, как он красиво выразился. Еще больше он обрадовался, когда бригадир подошел, взглянул на письмо и спросил:

— А кто писал письмо? Не вы ведь, любезный?

— Нет, сударь.

— А кто же?

— Не знаю, сударь.

На этот раз бригадир нахмурил брови.

— Слушай, парень, — начал он, — ты дурачком не прикидывайся! Принес письмо, стало бы, знаешь, от кого оно… Кто тебе его дал?

Фонарь сообразил, что надо отвечать более толково, не то дело примет плохой оборот. К тому же его не оставляло чувство, что он влип в скверную историю и только нахальство может его вызволить.

— Право слово, господин полицейский, — сказал он, почтительно кланяясь бригадиру, — одно могу вам сказать, передал мне это письмецо дворецкий госпожи де Бремонваль и сказал, чтобы я к вам по-быстрому припустился… дело, видать, срочное…

Имя г-жи де Бремонваль, дерзко названное Фонарем, оказало немедленное действие. Бригадир и его подчиненные отлично знали эту богатую молодую женщину, которая не раз награждала щедрыми чаевыми полицейских, которых вызывала для охраны своего особняка всякий раз, когда устраивала там прием.