Пьер Сувестр - Пустой гроб

Казалось, Поль Дро и сам не понимает, что говорит. Он быстро оделся.

Хирург направился к машине, остановившейся у решетки сада.

На тротуаре он столкнулся с разносчиком газет, тот продавал специальный выпуск «Ла Капиталь ».

— Трагическое самоубийство! — выкрикивал газетчик. — Перуанец Педро Коралес отравился смертельной дозой морфия!

Поль Дро чуть было не упал в обморок. С трудом он взял себя в руки.

Как автомат, он продолжал идти вперед и, когда называл адрес водителю, голос его почти не дрожал.

Но зато, хлопнув дверцей, он не сел, а буквально рухнул на сиденье.

Уже двое суток полиция Нейи не спускала глаз с подозрительных субъектов, которые с настораживающим постоянством бродили в окрестностях бульвара Майо и авеню Мадрид.

Дважды в комиссариат поступали рапорты от дежурных полицейских, следивших за перемещениями этих типов, и оба рапорта явно противоречили друг другу.

Молодой полицейский решил, что имеет дело с пьянчужками, потому что для него все люди в слегка помятых цилиндрах непременно были подшофе.

Более проницательный бригадир рассудил, что, пожалуй, это бывшие конгрегационалисты [3] Одно из течений в кальвинизме, возникшее в Англии во 2-й половине XVI века и распространившееся главным образом в англоязычных странах; выступали за полную автономность церковных общин. , которые, пытаясь разжалобить своим нищенским видом, бродят по домам и выпрашивают подаяние.

Еще один полицейский заявил:

— Эти типы, наверное, опасные злоумышленники.

Просмотрев все полученные донесения, комиссар предупредил своих подчиненных:

— Следите за ними в оба, глаз с них не спускайте… Лучше предупреждать преступление, чем карать за то, что уже совершилось.

Однако следить за ними было не так-то просто, похоже было, что эти таинственные личности назубок знают устав сыскной полиции и радуются, как дети, заставляя полицейских попусту терять время, держа их в постоянном напряжении, не давая ни малейшего повода вмешаться.

К тому же субъекты, показавшиеся подозрительными полицейским Нейи, были прекрасно знакомы с территориальными установлениями; они знали, что всякий полицейский — хозяин только в каком-то определенном секторе и что за пределами этого сектора он лишается своих полномочий.

Если на хвосте у них была местная полиция, эти типы долго кружили по улицам и переулкам Нейи, не упуская возможности либо внезапно зайти за ограду и очутиться в Париже, либо проскочить в Булонский лес. После чего, хитро ухмыляясь, они вызывающе поглядывали на своих преследователей, поглубже напяливали помятые цилиндры и растворялись в Булонском лесу.

Комиссариат Нейи не считал себя побежденным и, будучи в отличных отношениях с караульными Булонского леса, тотчас сообщал им о присутствии в их секторе двух загадочных личностей. Видевший их начальник караульной службы немедленно составил о них собственное мнение, отнюдь не совпадавшее с мнением полицейских Нейи.

— Эти парни, должно быть, бродячие музыканты, — утверждал он.

Он исходил из того, что под своими просторными пелеринами, служившими им пальто, эти типы, ставшие теперь притчей во языцех, прятали какие-то объемистые, неопределенной формы предметы.

Поначалу казалось заманчивым, проследив за этими субъектами, разгадать их намерения, однако задержать их и препроводить для допроса в ближайший участок было бы невероятно трудно.

Впрочем, ничто не свидетельствовало о том, будто незнакомцы замышляют навредить ближнему. По утрам они устраивались где-нибудь на скамейке, поближе к авеню Мадрид. Полиция ни на минуту не выпускала их из виду, надеясь, что они хоть как-то нарушат установленные правила — к примеру, бросят бумажку — и тогда их можно будет оштрафовать. Но даже если шел дождь, они могли просидеть на скамейке и час, и больше, ничем не нарушая общественный порядок.

Правда, однажды одному из караульных Булонского леса довелось быть свидетелем довольно-таки необычной сцены.

Как-то ближе к вечеру, часа в четыре пополудни, этот полицейский стоял на посту у ворот, выходящих на авеню Мадрид; вдруг он заметил, как по Пальмовой аллее сломя голову несутся эти типы. Бежали они по противоположным тротуарам — точно соревновались в скорости. Оба были замызганными, в грязи чуть не до колен, а их основательно помятые цилиндры совсем потеряли вид — дождь в этот день лил как из ведра.

Задыхаясь, добежали они до конца аллеи, с минуту о чем-то посовещались, обменялись своими объемистыми пакетами, а потом спрятались за деревьями у круглой площадки, где сходятся аллеи.

Затем они выждали добрых полчаса, внимательно наблюдая за проходящими автомобилями, в особенности за теми, что прибывали из Нейи или возвращались туда.

С полчаса понаблюдав за столь интригующим маневром, караульный Булонского леса не выдержал и решил разом покончить с таинственными перемещениями наших знакомцев; воспользовавшись тем, что они вышли из своей засады и вместе двинулись к выходу, он подошел к ним.

— Добрый вечер, господа, — сказал караульный.

Мужчины остановились и обменялись многозначительными взглядами, чем еще более утвердили караульного в мысли, что эти молодцы наверняка что-то замышляют и что замысел их отнюдь не безобиден.

Как ни в чем не бывало он продолжил:

— Погода сегодня скверная, не для прогулок, у вас, поди, неотложное дело, чтобы в такой-то ливень бродить по Булонскому лесу.

— Признаться, каждый волен развлекаться по-своему, — возразил ему один из незнакомцев.

Другой в ответ улыбнулся:

— Что вам угодно?.. Забот на каждый день хватает, мы не какие-нибудь проходимцы.

Караульный не знал, что и делать.

В раздумье теребя седеющие усы, он терялся в догадках: «Смеются они надо мной, что ли? А может, это просто два болвана?»

Он бы, конечно, предпочел второе решение, которое сразу обеспечило бы ему превосходство над этими людьми.

Показывая пальцем на широкие пелерины своих собеседников — книзу пелерины расширялись, принимая форму колокола, — он продолжил:

— Вы, верно, торгуете вразнос, и под одеждой у вас куча всякой всячины?

Видя, что загадочные субъекты замерли в нерешительности, караульный осмелел и рискнул даже коснуться пелерины одного из них, намереваясь приподнять ее и посмотреть, что под ней скрыто, но незнакомец резко отступил назад и негодующе воскликнул:

— Руки прочь, черт возьми! Не дай бог сломаете наши аппараты, это ведь наш хлеб!

Караульный с трудом подавил радостное волнение: на сей раз он угадал верно и, если теперь он оплошает, то докопается до истины. Желая войти в доверие, он расплылся в улыбке: