Агата Кристи - Убийство на Рождество

Принимая все это во внимание и будучи убежденным, что убийство совершено человеком, близким покойному, я изучил семью с психологической точки зрения. То есть я попытался решить, кто из членов семьи в силу психологических особенностей подходит на роль убийцы. И на мой взгляд, их только двое. Это — Альфред Ли и Хильда Ли, жена Дэвида. Самого Дэвида я не считаю потенциальным убийцей. По-моему, человек столь ранимый и чувствительный не способен убить таким кровавым способом — перерезать горло. Исключаю я и Джорджа Ли с женой. Каковы бы ни были их желания, я считаю, что по своему темпераменту они но способны на риск. Они оба наделены исключительной осторожностью. Миссис Альфред Ли тоже не в силах совершить насильственный акт — в ней слишком много разумного и ироничного. В отношении Гарри Ли у меня не было уверенности. Он груб, но тем не менее я полагаю, что, несмотря на его браваду и хвастовство, человек он слабовольный. Такого же мнения о нем, как я теперь знаю, был и его покойный отец. Гарри, сказал он, ничем не лучше всех остальных. Таким образом, остаются те двое, о которых я сказал. Альфред Ли — человек, способный на самоотверженную преданность. Он умел подчинять себя воле другого человека в течение многих лет. Но в конце концов его терпению приходит конец. Более того, он мог затаить обиду на отца, которая, не имея выхода, постепенно росла. Именно самые тихие и покорные люди часто совершают непредвиденные насильственные действия по той причине, что, когда их терпению наступает предел, они выходят из себя. Вторым человеком, способным на преступление, я считаю Хильду Ли. Она из тех, кто способен вершить правосудие собственными руками, при этом не исходя из эгоистических соображений. Такие люди сами судят и сами карают. Вспомните Библию, Юдифь…

Размышляя подобным образом, я задумался над обстоятельствами самого преступления. И первое, что привлекает внимание, что бросается в глаза, — это картина преступления. Представьте себе комнату, в которой лежал мертвый Симеон Ли. Если вы помните, большой стол и такое же большое кресло были перевернуты, лампа, фарфор и стекло были разбиты и так далее. Но особенно меня поразили стол и кресло. Они были из тяжелого красного дерева. Было непонятно, каким образом в борьбе между тщедушным стариком и его противником оказалась перевернутой такая тяжелая мебель. Все это было неправдоподобным. Впрочем, это мог сделать сильный мужчина, который, убив Симеона Ли, захотел убедить нас, что убийцей была женщина или физически слабый мужчина.

Но такая мысль была крайне малоубедительной, поскольку грохот падающей мебели вызвал бы тревогу, и убийце не хватило бы времени для бегства. Перерезать Симеону Ли глотку он должен был как можно тише.

Еще одним поразившим меня фактом было то, что дверь была заперта ключом снаружи, что еще раз отвергало мысль о самоубийстве. Предположить, что убийца бежал через окно — одно окно было закрыто, а второе стояло на предохранителе, — было нельзя. Более того, на поворот ключа опять же требовалось время. Время. которым убийца практически не располагал.

Еще одно было непонятным — отрезанный от мешочка, в котором хранилась губка Симеона Ли, кусочек резины и деревянный колышек, предъявленные мне инспектором Сагденом. Их подобрал с полу один из тех, кто в числе первых вошел в комнату. Снова нечто невразумительное! Эти вещи ничего не означали. И тем не менее оказались в комнате.

Преступление, как вы видите, становится все более и более запутанным. В нем отсутствует порядок, отсутствует метод и, наконец, отсутствует логика.

Перейдем еще к одному факту. Покойный послал за инспектором Сагденом, которого известил о краже и попросил вернуться через полтора часа. Почему? Если из-за того, что Симеон Ли подозревал свою внучку или кого-нибудь еще из членов семьи, почему он не попросил инспектора Сагдена подождать внизу, пока он сейчас же не поговорит с подозреваемой особой? С присутствием инспектора полиции в доме давление на виновную или виновного было бы куда более сильным.

И здесь мы приходим к выводу, что не только убийство было по меньшей мере странным, но и поведение самого Симеона Ли было тоже странным!

Я говорю себе: «Здесь что-то не так!» Почему? Потому что мы рассматриваем это убийство под неверным углом зрения. Мы рассматриваем его так, как этого хочет убийца…

Перед нами три обстоятельства, которые представляются нам лишенными всякого смысла: борьба, ключ и кусочек резины. А мы должны все это объяснить. Я отбрасываю свои прежние рассуждения в сторону, забываю об обстоятельствах смерти Симеона Ли и начинаю видеть эти обстоятельства в их истинном свете. Когда я говорю «борьба», что это в действительности означает? Насилие, грохот, звон стекла… Ключ? Зачем повернут ключ? Чтобы никто не вошел? Но ключ не явился помехой, поскольку дверь почти тотчас же была взломана. Задержать кого-то в комнате? Или помешать кому-то войти? Кусочек резины! Я говорю себе: «Кусочек резины и есть кусочек резины, и больше ничего!»

Итак, вы можете сказать, что ничего я не открыл, и тем не менее это не соответствует истине, ибо три факта присутствуют: грохот, запертая дверь, бесполезный предмет…

Соответствует ли это характеру двух подозреваемых мною людей? И Альфреду Ли и Хильде Ли было бы куда предпочтительнее, если бы убийство произошло тихо, запирать дверь снаружи, тратя на это время, было бы абсурдом, а кусочек резины еще раз вообще ничего не значит!

И все же меня не оставляет чувство, что ничего абсурдного в этом убийстве нет, а, наоборот, оно очень хорошо продумано и превосходно исполнено. И оно удалось! А это значит, что все имеющее к нему отношение что-то собой знаменует…

И вот, обдумав все заново, я увидел первый проблеск света…

Кровь, столько крови — кровь повсюду…

Из этого вытекает другая мысль. Это — кровное преступление. Оно замешано на крови. Собственная кровь Симеона Ли восстает против него…

Эркюль Пуаро подался вперед.

— Две ключевые фразы в данном деле были машинально произнесены двумя разными людьми. Миссис Альфред Ли процитировала строку из «Макбета»: «Ну кто бы мог подумать, что в старике столько крови!» Дворецкий Тресилиан сказал, что он пребывает в смятении, ибо ему кажется, что происходящее он видит уже не в первый раз. А вызвано это было весьма простым обстоятельством. Он услышал звонок и открыл дверь Гарри Ли, а на следующий день ему довелось открыть дверь Стивену Фарру.

Откуда же это смятение? Посмотрите на Гарри Ли и Стивена Фарра — и вы поймете откуда. Они удивительно похожи! Вот почему, открыв дверь Стивену Фарру, Тресилиан подумал, что он уже открывал ему, а в действительности он открывал дверь Гарри Ли. Вот ему и почудилось, что перед ним стоит один и тот же человек. И только сегодня Тресилиан упомянул, что он всегда путает людей. Ничего удивительного! У Стивена Фарра тот же нос с горбинкой, та же манера откидывать голову, когда он смеется, и поглаживать край подбородка указательным пальцем. Вглядитесь как следует в портрет молодого Симеона Ли, и вы увидите не только Гарри Ли, но и Стивена Фарра.