Агата Кристи - Унесенный потоком

И она добавила, дав волю женской злости:

— Все дело в ее брате. Только в нем!

Сидя за столом, Фрэнсис Клоуд — сорокавосьмилетняя красавица со стройной фигурой, как бы предназначенной для костюмов из твида, и с надменным выражением на еще почти не нуждавшемся в гриме лице, задумчиво посмотрела на своего мужа Джереми Клоуда — седовласого поджарого мужчину шестидесяти трех лет с довольно неприятным, ничего не выражающим лицом.

В этот вечер он казался еще более бесстрастным, чем обычно. Это обстоятельство Фрэнсис отметила быстрым оценивающим взглядом.

Девушка лет пятнадцати подавала на стол, со страхом посматривая на миссис Клоуд. У нее все валилось из рук, если хозяйка хмурилась, и, наоборот, стоило той глянуть одобрительно, она вся просто сияла.

В Уормсли-Уэйл давно с завистью заметили, что если у кого и держится прислуга, так только у Фрэнсис Клоуд. Людей к ее дому привлекали не большие заработки и неукоснительное следование традициям, а теплое участие, кипучая энергия хозяйки и ее отношение к ведению домашнего хозяйства как к делу творческому. Фрэнсис не торопила — жизнь приучила ее ждать, и она высоко оценивала любую хорошо сделанную работу, независимо от того, кто ее выполнил — будь то кухарка, горничная или музыкант.

Фрэнсис Клоуд была единственной дочерью лорда Эдварда Трентона, который в окрестностях Уормсли-Хита держал своих скакунов. Хорошо осведомленные люди прекрасно знали, что лишь банкротство помогло ему избежать худшего. Ходили самые разнообразные слухи: о жеребцах, сошедших с дистанции в самый неожиданный момент, о письмах руководителей жокейского клуба. Лорд Эдвард вышел из этого не без подмоченной репутации, но пришел к соглашению со своими кредиторами и удалился на покой, прекрасно устроившись на юге Франции. За это неожиданное везение ему следовало бы благодарить своего поверенного, Джереми Клоуда, который, употребив все влияние и хитрость, сделал для него значительно больше, чем обычно делает адвокат для клиента. Джереми, правда, добился определенных гарантий и для себя, а также дал понять, что неравнодушен к Фрэнсис Трентон. Вскоре после того, как дела лорда Эдварда благополучно уладились, Фрэнсис стала миссис Джереми Клоуд.

Что думала и чувствовала по этому поводу она, никто никогда не узнал. Единственное, что можно точно сказать — свою роль в этой сделке она сыграла превосходно. Она была энергичной и преданной женой, внимательной матерью, всегда защищала интересы Джереми и никогда не произнесла ни единого слова, не сделала ни единого шага, которые могли бы рассматриваться как своевольный порыв.

В свою очередь семья Клоудов относилась к ней с огромным уважением и восхищением. Ею гордились, к ее мнению прислушивались. Правда, они никогда не были с ней особенно близки.

Что же думал о жене сам Джереми Клоуд, никто не знал, потому что никто никогда не мог сказать, что он думает или чувствует. «Сухарь» — так прозвали его люди. Его репутация и как человека, и как юриста была очень высока. Фирма «Клоуд, Бранскилл и Клоуд» никогда даже не касалась подозрительных дел. Хотя она и не относилась к числу первоклассных, но была достаточно надежной и потому процветала. Семья Джереми проживала невдалеке от рынка в красивом георгианском доме с садом, обнесенным старым высоким забором, над которым весной кипело белопенное море цветущих грушевых деревьев.

…Поднявшись из-за стола, супруги перешли в комнату, выходящую окнами в сад. Юная служанка, волнуясь, подала кофе.

Фрэнсис налила в чашку немного ароматного напитка. Он был крепким и горячим.

— Прекрасно, Эдна, — одобрительно произнесла она, поворачиваясь к девушке.

Эдна зарделась от удовольствия, с удивлением думая о том, чего только люди не любят. Кофе, по ее мнению, должен быть бледно-кремового цвета с большим количеством молока. Только тогда он становится таким приятным!

В комнате, выходящей в сад, супруги Клоуд пили черный кофе без сахара. Во время обеда они вели довольно бессвязный разговор, вспоминая о различных знакомых, о возвращении Линн, поговорили о перспективах сельского хозяйства. Сейчас же, оставшись наедине, они молчали.

Фрэнсис, откинувшись на спинку кресла, наблюдала за мужем, который, казалось, ее не замечал. Правой рукой он потирал верхнюю губу. Хотя сам Джереми Клоуд никогда об этом не догадывался, это был его характерный жест, означавший внутреннее волнение. Фрэнсис редко видела это движение. Один раз это произошло, когда их сын Энтони, будучи еще ребенком, серьезно заболел; другой — когда они ожидали решения суда присяжных; третий — накануне войны, когда по радио в любой момент могли раздаться суровые слова; и, наконец, в день отплытия Энтони.

Фрэнсис задумалась. Их семейная жизнь была счастливой, но не отличалась пылкостью и бурными страстями. Она уважала сдержанность своего мужа, так же, как он ее. Даже когда пришла телеграмма о гибели Энтони на фронте, ни один из них не сорвался.

Едва он распечатал телеграмму, как сразу же посмотрел на нее.

«Убит?» — спросила она.

Он наклонил голову, подошел к ней и вложил телеграмму в протянутую руку.

Какое-то время они молчали. «Хотел бы я тебе помочь, дорогая», — произнес затем Джереми. «Тебе так же тяжело, как и мне», — ответила она спокойным голосом. Слез не было. Только в глубине души ощущалась ужасная пустота и боль. «Да, — погладил он ее по плечу. — Да. Нечего сказать, нечего сказать», — повторил он несколько раз, направляясь шаткой походкой к двери. За какие-то несколько мгновений он превратился в старика…

Она была благодарна ему, ужасно благодарна за понимание и сочувствие, и ей было жалко видеть, как он постарел. С потерей сына что-то в ней надломилось. Исчезла простая человеческая доброта. Она стала еще более активной, еще более энергичной, чем прежде, но людей зачастую страшило ее безжалостное здравомыслие…

Джереми Клоуд вновь задумчиво потер верхнюю губу, и в комнате раздался решительный голос Фрэнсис.

— В чем дело, Джереми?

Он вздрогнул, едва не уронив кофейную чашку. Однако взял себя в руки, поставил чашку на поднос и затем посмотрел на жену.

— Что ты имеешь в виду, Фрэнсис?

— Я тебя спрашиваю, в чем дело?

— Какое дело?

— Я хотела бы услышать это от тебя…

Ее голос звучал ровно и строго, без всяких эмоций.

— Да нет никакого дела… — осторожно, но совсем неубедительно произнес он.

Фрэнсис молчала. Она ждала, прекрасно понимая, что отговорки мужа не заслуживают ни малейшего внимания.

Он неуверенно взглянул на нее, и в этот момент маска спокойствия спала с его лица. Фрэнсис увидела такую скрытую боль, что едва сдержалась, чтобы не закричать. Но длилось это какое-то мгновенье, и уже в следующий момент она не была уверена, видела ли она это.