Агата Кристи - Разбилось зеркало, звеня...

Но и сам Дэрмот очень хотел бы знать, что за вопрос ему следует задать. Наконец он спросил наугад:

— Она была очень расстроена случившейся здесь трагедией?

— Да, — ответил Гилкрист.

— Пожалуй, даже чересчур, да?

— Ну, видите ли, это зависит… — начал доктор Гилкрист.

— От чего?

— Это зависит от причины ее расстройства.

— Полагаю, — заметил Крэддок, продолжая блуждать в темноте, — что этой причиной было потрясение, вызванное внезапной смертью в самый разгар приема.

Он заметил, как лицо его собеседника на мгновенье изменилось.

— Или же вы полагаете, — продолжал он, — что была еще какая-нибудь причина?

— Нельзя, конечно, — осторожно начал доктор Гилкрист, — предугадать, как человек будет реагировать. Невозможно это сделать, как бы хорошо вы его ни знали. Это может быть для вас полной неожиданностью. Марина вполне могла воспринять происшедшую здесь трагедию в своем стиле. Она мягкая и добросердечная женщина, она могла сказать: «О господи, бедная женщина, какое несчастье! Как же это могло случиться?» Она могла посочувствовать, не ощущая сама большой печали. В конце концов, внезапная смерть — не такая уж редкость в мире кино. С другой стороны, она могла воспринять эту смерть как настоящую трагедию и в этот момент решить покинуть сцену. Или же могла быть какая-нибудь совершенно другая реакция.

Дэрмот решил взять быка за рога.

— Мне хотелось бы знать, что вы сами думаете о причинах ее состояния.

— Не знаю. Ни в чем не могу быть уверенным. В конце концов, существует, как вы знаете, профессиональная этика. Отношения между врачом и пациентом…

— Она рассказывала вам что-нибудь?

— Не знаю, имею ли я право отвечать на этот вопрос.

— Марина Грегг была знакома с Хесей Бедкок? Они прежде встречались?

— Не думаю, что до того злополучного дня Марина вообще знала о ее существовании. Нет, дело не в этом. Если хотите знать, к Хесе Бедкок это вообще не имеет никакого отношения.

— Это лекарство, кальмовит… Марина Грегг когда-нибудь принимала его?

— Принимала и принимает. Здесь все его принимают — и Элла Зилински, и Хейли Престон, половина сотрудников студии. Это средство сейчас в моде. Все эти успокоительные препараты по сути своей одинаковы. Людям надоедает одно, они пробуют другое, новое, которое, как им кажется, в корне отличается от предыдущего.

— И оно действительно отличается?

— Ну, в некоторой степени, да. Оно приносит временное успокоение, кое-какую уверенность в себе. Я не особенно люблю прописывать такие препараты, но, в общем, при правильной дозировке они абсолютно безвредны. Они помогают людям, которые сами не могут помочь себе.

— Хотелось бы знать, с какой целью вы мне все это рассказываете?

— Просто пытаюсь решить, в чем мой долг, — объяснил Гилкрист. — Я врач, и мой долг по отношению к пациенту — хранить в тайне все, что бы он мне ни сообщил. Но у меня есть и другой долг — всеми средствами оберегать пациента от опасности.

Он замолчал. Крэддок внимательно смотрел на него и ждал.

— Да, — сказал наконец доктор Гилкрист. — Я знаю, что мне нужно делать. Я хочу попросить вас, старший инспектор Крэддок, сохранить в тайне то, что я вам сейчас расскажу. Не от ваших коллег, конечно, но от всех посторонних людей, а также от всех в этом доме. Согласны?

— Я не могу дать вам твердого обещания, — возразил Крэддок. — Я не знаю всех обстоятельств. Но в принципе я согласен. Собственно, все факты дела я обычно и так предпочитаю хранить при себе и в случае необходимости посвящать в них только сотрудников.

— Тогда слушайте, — начал Гилкрист. — Это может и не иметь никакого значения. Женщины не могут отвечать за свои слова, когда они в таком состоянии, в каком находится сейчас Марина Грегг. Я хочу передать вам ее слова, сказанные мне. Повторяю, это может не иметь никакого значения.

— Что же она сказала? — спросил Крэддок.

— После того, что случилось, у нее был нервный срыв. Она послала за мной. Я дал ей успокоительного и стоял рядом, держа ее за руку, говоря, что все будет в порядке. Уже засыпая, она прошептала: «Это предназначалось для меня , доктор» — и впала в беспамятство.

Крэддок в изумлении уставился на него.

— Она вам так и сказала? А затем — на следующий день?

— Больше она об этом не упоминала. Позднее я вернулся к ее словам. Она все отрицала. Она сказала: «О, вы, наверное, ошиблись. Я уверена, что ничего подобного не говорила. По крайней мере, я была тогда, должно быть, в полубреду».

— Но вы считаете, что она была в сознании?

— В полном сознании. Конечно, я не могу утверждать, что все было так, как она сказала. Кого хотели отравить на самом деле — ее или Хесю Бедкок — я не знаю. Вы, вероятно, знаете это лучше меня. Но одно я знаю точно: Марина Грегг была уверена, что яд предназначался ей.

После недолгого молчания Крэддок сказал:

— Благодарю вас, доктор Гилкрист. Мне понятны ваши побуждения. Если то, что сказала вам Марина Грегг — правда, то это означает, что ее жизнь все еще в опасности, не так ли?

— В том-то и дело, — мрачно произнес Гилкрист. — В том-то все и дело.

— У вас есть какие-нибудь особые причины верить в то, что это именно так?

— Нет.

— Не знаете ли вы, по какой причине она сама так подумала?

— Нет.

— Благодарю вас.

Крэддок встал.

— Еще один вопрос, доктор. Известно ли вам, рассказывала она об этом мужу или нет?

Гилкрист покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Я в этом совершенно уверен. Она ничего ему не сказала.

Его глаза на несколько мгновений встретились с глазами Дэрмота, затем он быстро кивнул.

— Я вам больше не нужен? Отлично. Пойду взглянуть на больную. Надеюсь, что вы сможете поговорить с ней в самое ближайшее время.

Он вышел, и Крэддок остался в комнате один, поджав губы и что-то тихо насвистывая.

— Джейсон возвратился, — сказал Хейли Престон, заглянув в комнату через несколько минут. — Пойдемте со мной, старший инспектор, я провожу вас к нему.

Комната, служившая Джейсону Радду одновременно кабинетом и гостиной, находилась на втором этаже. Она была удобной, но скромно обставленной. В комнате мало что говорило о вкусах и привязанностях ее владельца. Заметив входящих, Джейсон Радд встал из-за стола и пошел навстречу Крэддоку. Конечно, подумал Дэрмот, этой комнате совсем не обязательно иметь свои отличительные черты — ими в достаточной степени обладал человек, ее занимающий. Если Хейли Престон был всего-навсего речистым пустозвоном, если в Гилкристе чувствовалась энергия и привлекательность, то здесь перед ним стоял человек, для которого, как немедленно признался себе Дэрмот, было не так-то просто подыскать определение. По роду своей профессии Крэддоку приходилось встречаться и составлять себе мнение о множестве самых разнообразных людей. С годами он научился с первого взгляда ухватывать сущность и догадываться о мыслях тех, с кем ему приходилось иметь дело. Но сейчас он чувствовал, что о мыслях Джейсона Радда можно было догадаться лишь в той степени, в какой это позволил бы сам Радд. В его глубоко посаженных меланхолических глазах светился незаурядный ум, но вот что было на уме у этого человека, разгадке почти не поддавалось. Безобразный, неправильной формы череп скрывал великолепный интеллект. Лицо клоуна отталкивало и одновременно привлекало. Да, подумал Дэрмот Крэддок, в разговоре с ним придется больше слушать — и слушать очень внимательно.