Констан Геру - Замок Шамбла

Ее внимание привлекли госпожа Тарад и ее брат, Тюрши де Марселанж, и Гильемено, бывший адвокат кассационного департамента. Исполненная достоинства и искренности скорбь придавала правильным чертам молодой женщины величие, по-видимому, вызвавшее сострадание даже у судей. Это не ускользнуло от зоркого взгляда Мари Будон, которая видела в этой скорби и вызванном ей сочувствии лишь тонкую хитрость, направленную на то, чтобы растрогать публику и членов суда.

Затем Мари посмотрела на скамью свидетелей и увидела там Арзака, во все глаза смотревшего на нее. Выражение лица пастуха казалось решительным и дерзким, так что хорошо знавшая его Мари убедилась, что он готов противостоять всем уловкам и угрозам и сохранит тайну, которую у него отказались купить. По блеску его глаз она заключила, что смогла внушить ему полное доверие к дамам и стойкую неприязнь к судьям.

Вдруг по толпе пробежал ропот, и все устремили взгляды на маленькую дверь, откуда появился человек под конвоем двух жандармов. Это был Жак Бессон. Его спокойный твердый взгляд и в какой-то мере добродушное лицо удивили собравшихся. Они совсем иначе представляли себе человека, обвиняемого в убийстве. Когда Жак Бессон вошел в зал, то встретился взглядом с Арзаком. Они обменялись какими-то едва заметными знаками. В них содержалось не то обещание, не то обязательство, не то уверение. Как бы то ни было, после этого спокойное лицо Жака просияло.

Когда он подходил к судьям, то заметил сидящую в первом ряду Мари Будон, и лицо его немного покраснело. «Ее послали дамы!» — подумал он. Она пришла, чтобы посмотреть, как он держится и что говорит, а также для того, чтобы сказать ему: «Не сомневайся в покровительстве дам, они за тебя, они тебя не забывают, помни и ты их!»

Ропот, раздавшийся при входе подсудимого, вдруг смолк, когда стало известно, что его собирается допрашивать сам председатель суда. Все понимали, что сейчас прольется свет на все сплетни, пересуды и россказни, которыми обросла трагедия в Шамбла. Все ждали подробностей этой кровавой драмы.

После чтения обвинительного заключения подсудимого стали расспрашивать о подробностях частых конфликтов между графинями де Шамбла и господином Марселанжем, а также о том, не принимал ли он в них участия. Жак Бессон ответил отрицательно. Тут ему напомнили о бурной ссоре, случившейся между ним и Марселанжем во время жатвы 1838 года, когда обвиняемый даже угрожал землевладельцу косой, и Жак сказал, что Марселанж действительно набросился на него с упреками, но сам он предпочел промолчать.

Потом председатель поинтересовался у подсудимого, давно ли он знает Андре Арзака. Отвечая на этот вопрос, заданный самым невинным образом, Жак Бессон простодушно ответил, что познакомился с ним через две недели после убийства Марселанжа. На этом, к превеликому удивлению публики, допрос обвиняемого закончился. Собравшиеся в зале не знали, что теперь Жак Бессон стал играть в глазах суда второстепенную роль, ведь он преследовал иные цели.

На продолжительных и трудных слушаниях, во время которых было опрошено более пятисот свидетелей, прокурор не переставал поражаться обилию лжи и противоречивых свидетельств, что еще более запутывало и без того трудное дело. Закончив допрос, за который он принимался три раза, прокурор вынужден был признать, что ни на йоту не продвинулся в раскрытии преступления, которое все больше обрастало нестыковками и всякого рода домыслами. Он бы несказанно удивился, если бы узнал, что вся эта пелена лжи, выдумок и путаных признаний — дело рук служанки. Действительно, примерно сто самых важных свидетелей сначала побеседовали с Мари Будон, а уже потом предстали перед прокурором. В результате этого дело и приняло столь запутанный характер. Поэтому суд решил сначала разобраться с показаниями свидетелей и отделить правду от лжи.

Особо важным свидетелем, на которого прокурор указал суду, являлся Андре Арзак. Подавляющее большинство людей не сомневалось в причастности молодого пастуха к трагедии в Шамбла, поэтому зал оживился, когда его вызвали для дачи показаний. В праздничном камзоле, со сжатыми губами, весь бледный, он медленно подошел к месту свидетеля и украдкой посмотрел на членов суда, присяжных и публику в зале. Председатель велел ему рассказать все, что он знает об убийстве господина Марселанжа.

– Я помню только одно, — ответил Арзак бесстрастным тоном, — я слышал выстрел.

Председатель недоверчиво посмотрел на свидетеля, а потом серьезным и строгим тоном объявил ему, какое наказание полагается за лжесвидетельство. Любопытство публики усиливалось: все предвкушали какую-нибудь необыкновенную развязку и с нетерпением ждали окончания допроса молодого пастуха. Арзак сохранял невозмутимое спокойствие, и на его бледных губах даже появилась какая-то неуловимая лукавая улыбка. Члены суда могли расценить ее как улыбку человека, которому нечего бояться. Однако Мари Будон увидела в ней решимость.

– Бывали ли вы у графинь де Шамбла после смерти господина Марселанжа? — спрашивал председатель.

– Был один раз, — ответил Арзак.

– Вы у них завтракали?

– Нет.

– Горничная Мари Будон показала, что она давала вам поесть. Остерегайтесь, Арзак!

Тот хранил непоколебимое спокойствие. Он свято помнил посулы и увещевания графинь де Шамбла и поэтому не обращал внимания на предупреждения. Арзак был готов на все, лишь бы получить обещанное богатство.

– Не говорили ли вы свидетелю Гоштейну, что вам предлагали шестьсот франков за то, чтобы вы отравили господина Марселанжа? — снова спросил председатель.

– Если и говорил, то я этого уже не помню, — ответил Арзак, который, испугавшись присутствия Гоштейна, не рискнул отпираться в открытую.

– А я это знаю точно! — вскрикнул Гоштейн.

– Предлагал ли вам Жак Бессон, — спросил председатель Арзака, — шестьсот франков за то, чтобы отравить господина Марселанжа? Если это неправда, вы бы не колебались, не говорили бы «я не помню», вы ответили бы прямо.

Все замерли в ожидании ответа Арзака, особенно Жак Бессон и Мари Будон.

– Если я это и сказал, то разве что в шутку, — равнодушно отозвался пастух.

– Не говорили ли вы вашей тетке Маргарите Морен, что вам предлагают большую сумму за то, чтобы вы подсыпали яд в суп господина Марселанжа?

– Нет, не говорил.

– Считаете ли вы свою тетку достойной женщиной? Может ли она обманывать членов суда?

– Нет.

В эту минуту Маргарита Морен вдруг вскочила со своего места и прокричала:

– Господин председатель, велите посадить его в тюрьму! У него в руках в день убийства была цепь собаки!

Никакими словами нельзя передать эффект, произведенный этим спонтанным признанием тетки Арзака. Публика заволновалась, даже судьи и присяжные пришли в смятение. Едва не опрокинутый этим неожиданным ударом, Арзак мало-помалу совладал с собой, и его лицо, на секунду исказившееся от страха, вновь приняло твердое и решительное выражение.