Морис Левель - Вдова Далила; Ужас

— Я так радовался этой покупке, а вы говорите, что нож негоден?

— Кончик согнут, посмотрите сами.

— Да, конечно, — подтвердил Зиг, делая вид, что внимательно осматривает нож, — но это вполне понятно. Вероятно, нож наткнулся на кость в теле и согнулся.

— Как? — воскликнул Хорфди. — Вы думаете, что этим ножом кого-то ранили?

— Еще бы, и даже смертельно.

— Кто вам это сказал?

— Мой чичероне! Неужели вы думаете, что я покупаю вещи, даже не поинтересовавшись их историей? Я знаю судьбу этого ножа от начала до конца. Он принадлежал молодому человеку, убитому на Французской улице, в доме номер сто семнадцать.

Хорфди сделал невольное движение. Зиг продолжал:

— Молодого человека звали — подождите-ка, я забыл его имя…

— Карл ван ден Кольб, — подсказал ему Хорфди.

Зиг удивленно вскинул брови.

— Значит вам знакомо это дело?

— Да, ведь я сам был замешан в него, — ответил Хорфди.

— Как так?

— Меня обвиняли в убийстве этого Кольба.

— Вас?!

— Да, меня! Оттого я так разволновался, когда вы заговорили об этом убийстве. Я, вероятно, бледен как мертвец… Пожалуйста, передайте мне стакан воды.

Зиг исполнил его просьбу. Хорфди сделал глоток и продолжал:

— Ах, если бы вы знали, сколько неприятностей я перенес. Поверите ли, меня арестовали и посадили в тюрьму.

— Не может быть! — воскликнул Зиг.

— К сожалению, это правда. Я сидел в одиночной камере. Мне даже надели ручные кандалы.

И обращаясь к Марии, он продолжал:

— Простите мое волнение, сударыня, я знаю, что это неподходящая тема для разговора, особенно в присутствии дамы. Но когда я думаю о том, что перенес, я теряю власть над собой.

— Конечно, конечно, — прибавил Зиг, а затем спросил: — А можно узнать, как вы выпутались из этой неприятной истории?

— Да очень просто, я доказал, что невиновен, вот и все.

— Но как полиции пришло в голову арестовать именно вас?

— За два дня до смерти Кольба между нами состоялся неприятный деловой разговор.

— Но ведь это ужасно! — воскликнул Зиг. — Если сегодня ночью убьют вас, то подозрение в убийстве падет на меня, так как вы провели сегодняшний вечер со мной?

— Вероятно! Если не сразу найдут настоящего убийцу, то вас могут арестовать, я советую вам быть наготове, — пошутил Хорфди.

— Полиция совсем безумна, — сухо заметил сыщик.

— Ну, она только исполняет свои обязанности. И, кстати сказать, немедленно освобождает невиновных… Впрочем, мне это все безразлично, просто я много выстрадал из-за этого. Вы задели еще не зажившую рану.

Хорфди говорил с грустью в голосе, будто сдерживая слезы. Вдруг он протянул руку, взял нож и стал внимательно его рассматривать.

— Так это значит нож, которым убили бедного Карла ван ден Кольба… — сказал он взволнованно. — Он не был моим другом, но все же это был превосходный человек. Человек, добившийся всего сам благодаря труду и энергии. Он не сумел понять и простить мне нескольких погрешностей, которых не могло быть в его правильной и уравновешенной жизни. Он был жесток со мной и несправедлив, но я не сержусь на него, я искренне сожалею о его смерти… Карл обладал богатством и силой, но смерть отняла у него все это в одну секунду…

Он помолчал немного, а затем продолжил, не глядя ни на Зига, ни на Марию:

— Если бы убийца знал — как я теперь знаю, — знал бы, что этот человек любит и любим, что он ждал свою жену на следующее утро, может быть, рука его дрогнула бы и он бы промахнулся. Бедный юноша! Бедная жена!

Хорфди замолчал, и слезы блеснули на его глазах. Мария, потрясенная всеми волнениями этого дня, не выдержала и разразилась неудержимыми рыданиями. Сначала Зиг хотел броситься на помощь молодой женщине, но потом решил, что важнее найти объяснение ее слезам, и сказал:

— Это наша вина. В продолжение часа мы толкуем только о смерти и об убийстве, никакие нервы не выдержат.

Хорфди ничего не сказал, он молча смотрел, как Мария плакала. Зиг, желавший скорее закончить эту сцену, позвал лакея, велел ему поймать карету и отвез Марию домой, а Хорфди отправился к себе. Женщина находилась в таком состоянии, что Зиг не стал заводить с ней разговор. Да и что он мог ей сказать? Нашел ли он новую улику против Хорфди после сегодняшней сцены? Он надеялся на полный успех и действительно добился того, что Хорфди не только побледнел, но даже прослезился от волнения, но волнение это было вполне естественно, и Зиг попался в свою же ловушку.

Человек, которого он считал холодным и бессердечным, оказался вдруг серьезным и душевным, он был сильно потрясен смертью Кольба и сказал несколько теплых слов по поводу его безвременной кончины.

Обдумывая все это, Зиг отправился в свою скромную квартирку на Кейбельштрассе, которую оставил за собой. Иногда ему хотелось на несколько минут сбросить с себя личину графа и снова стать бедным чиновником.

— Ах, господин Зиг, — воскликнул швейцар, — как давно мы вас не видали.

— Я уезжал, — ответил сыщик, — никто ко мне не приходил?

— Нет, вам только оставили письмо.

Зиг сразу узнал почерк полицейского комиссара и прочел следующее: «Милый Зиг, во время моей отлучки вам приходилось иметь дело с бежавшим из тюрьмы атлетом Паулем и его женой, высокой и сильной особой с рыжими волосами. От меня требуют в полиции сведения об этих лицах, поэтому прошу вас как можно скорее явиться ко мне, чтобы мы с вами все обсудили».

— Хорошо, перед тем как вернуться в «Палас-отель», я схожу туда, — пробормотал Зиг, поднимаясь по лестнице и пряча письмо в карман.

Зиг провел ночь у себя, на Кейбельштрассе, и на следующее утро, сообщив полицейскому комиссару нужные ему сведения об атлете Пауле и его сообщнице Зоннен-Лине, довольно поздно вернулся в «Палас-отель».

На другой день Зига снова вызвали в полицию, чтобы он рассказал о том, как продвигается порученное ему дело. Его сейчас же провели в кабинет начальника сыскного отделения. В ту минуту, когда он подходил к двери, до его ушей донесся отрывок из разговора полицейпрезидента [10] Полицейпрезидент — начальник всей полиции Берлина, назначенный императором. и его подчиненного:

— Значит, вы склонны верить словам этой женщины? — спросил полицейпрезидент.

— Да, ведь говорить правду в ее интересах, — ответил начальник сыскного отделения.

— По ее словам, атлет Пауль будет ночевать у себя на Мулакштрассе?

— Весьма вероятно.

— Значит, завтра утром его можно будет арестовать? — спросил полицейпрезидент.

— Да, конечно, но я должен довести до вашего сведения, что в данном случае мои люди рискуют жизнью. Этот Пауль самый страшный из всей банды, он уже дважды убегал из тюрьмы и обладает сверхчеловеческой силой. Он никогда не ложится спать, не спрятав заряженный револьвер под подушку. Первого полицейского, который войдет к нему в комнату, он сразит наповал.