Уилки Коллинз - Закон и жена

— Если вы непременно хотите возвратиться завтра к Декстеру, то, конечно, вы поедете не из моего дома. Но надеюсь, что завтра вы раздумаете, встанете утром более благоразумной женщиной.

На следующий день около полудня за мной приехал кабриолет, и мне подали письмо от мистрис Маколан.

«Я не имею права контролировать ваши поступки, — писала моя свекровь. — Я посылаю кабриолет, но думаю, что вы не поедете в нем. Я желала бы убедить вас, Валерия, в том, что я ваш искренний друг. Я с душевной тоской думала о вас нынешней ночью. Меня мучила мысль, что я не предприняла должных мер для предотвращения вашего несчастного брака. Но что могла бы я сделать, я, право, не знаю. Сын мой сообщил мне, что он ухаживает за вами под вымышленным именем, но он не открыл мне, под каким именно именем, и не сказал, кто вы и где живут ваши друзья. Может быть, я должна была бы все это разузнать сама и тогда сообщить вам истину, но боялась нажить себе врага в собственном своем сыне. Я полагала, что честно исполню долг свой, отказав в согласии на ваш брак и не присутствуя на вашей свадьбе. Не слишком ли малым я удовлетворилась? Но теперь поздно говорить об этом. Зачем тревожить вас бесполезным раскаянием и сожалением старухи. Если с вами случится что-нибудь, дитя мое, я буду считать себя в том виноватой, хотя и косвенно. Мое тягостное душевное настроение заставляет меня писать вам, хотя я не могу сообщить ничего интересного. Не ездите к Декстеру! Меня всю ночь томило предчувствие, что ваше посещение Декстера дурно кончится. Напишите ему, извинитесь перед ним, Валерия! Я твердо уверена, что вы будете раскаиваться, если еще раз поедете к нему».

Можно ли было еще более предостерегать, еще заботливее давать советы? Но ни то, ни другое на меня не подействовало.

Но я должна сознаться, что доброта и расположение моей свекрови глубоко тронули меня, несмотря на то, что нисколько не поколебали моего решения. Пока я жива, в состоянии действовать и мыслить, я должна стараться выпытать у Декстера его подозрения по поводу смерти мистрис Юстас Маколан. На его слова смотрела я, как на путеводную звезду среди окружавшего меня мрака. Я написала мистрис Маколан, выразила ей свою благодарность за ее сочувствие и сожаление, что не могу исполнить ее желания. Тотчас после этого я отправилась к Декстеру.

Выйдя на крыльцо, я увидела, что толпа уличных мальчишек собралась вокруг кабриолета и на своем наречии выражала величайшее удовольствие и забавлялась над Ариелью в мужской куртке и шляпе. Пони стоял неспокойно, как бы испытывая влияние уличной суматохи. Его возница с бичом в руке сидела величественно и невозмутимо, как бы не замечая насмешек, сыпавшихся на нее со всех сторон.

— Здравствуйте, — сказала я, подходя к кабриолету.

— Садитесь, — отвечала Ариель и ударила пони.

Я решилась совершить это путешествие в молчании, к тому же я по опыту знала, как бесполезно было заговаривать с моей спутницей. Но оказалось, что опыт не всегда бывает непреложен. Проехав полчаса молча, Ариель вдруг, к величайшему моему изумлению, заговорила.

— Вы знаете, куда мы подъезжаем? — спросила она, уставив глаза прямо между ушей лошади.

— Нет, — отвечала я, — не знаю дороги. Куда же мы подъезжаем?

— К каналу.

— Так что же?

— Что? Я думаю, не опрокинуть ли мне вас в канал.

Такое странное заявление требовало, по моему мнению, некоторого объяснения, и я взяла на себя смелость спросить:

— Почему хотите вы опрокинуть меня?

— Потому что я вас ненавижу, — отвечала она холодно и откровенно.

— Разве я вас оскорбила чем-нибудь? — поинтересовалась я.

— Что вам нужно от моего господина? — спросила она в свою очередь.

— Вы говорите о мистере Декстере?

— Да.

— Мне нужно переговорить с ним.

— Это неправда. Вы хотите занять мое место. Вы хотите причесывать его волосы и душить его бороду вместо меня. Вы негодяйка!

Теперь я начала понимать. Мысль, которую мистер Декстер высказал шутя, засела в ее голове, мало-помалу усвоенная ее тупым умом, и наконец вылилась в словах пятнадцать часов спустя под влиянием моего присутствия.

— Я вовсе не желаю дотрагиваться до его волос и бороды, — сказала я. — Это я предоставляю вам.

Она взглянула на меня, ее толстое лицо покраснело, бессмысленные глаза широко раскрылись от усилия высказать свою мысль и понять то, что ей отвечали.

— Повторите еще раз, что вы сказали, — вскричала она, — и говорите медленнее.

Я повторила медленно и отчетливо.

— Поклянитесь! — не верила она, все более и более волнуясь.

Я с самым серьезным видом поклялась ей. Канал виднелся невдалеке.

— Теперь вы довольны? — спросила я.

Ответа я не получила. Она уже истощила свои ресурсы для разговора. Это странное существо снова смотрело прямо между ушей лошади и громко вздыхало. Она ни разу более не взглянула на меня и не сказала ни слова до самого конца нашего путешествия. Мы проехали мимо канала, и я избежала насильственного купания. Мы проехали через множество улиц и пустырей, которые я едва заметила в темноте и которые при свете казались еще грязнее и отвратительнее. Кабриолет повернул в узкий переулок, где не мог бы проехать большой экипаж, и остановился перед забором и воротами, совершенно мне неизвестными. Открыв ворота своим ключом, она ввела лошадь во двор, а меня проводила через двор и сад к старому, почти развалившемуся дому Декстера. Пони прямо направился к конюшне, а меня безмолвная моя спутница пригласила в пустую холодную кухню, потом через длинный коридор мы добрались до приемной, в которую мы с мистрис Маколан пришли накануне через парадный вход дома. Здесь Ариель взялась за свисток, висевший у нее на шее, и издала несколько резких звуков, которые были уже мне известны как способ общения между Мизеримусом Декстером и его кузиной.

— Подождите здесь, пока не услышите свистка господина, — сказала она, — а тогда можете идти наверх.

Вот как! Меня свистнут как собаку! И что еще хуже, я должна этому покориться. По крайней мере, не извинится ли Ариель? Ничуть не бывало, она молча повернулась ко мне спиной и отправилась в кухню.

Подождав минуты две или три и не слыша свистка, я пошла в глубину комнаты, чтобы при свете рассмотреть картины, которые я заметила накануне впотьмах. Разноцветная надпись под самым карнизом объясняла мне, что это были произведения самого Декстера. Он был не только поэт и композитор, но также и живописец. На одной стене были расположены картины, «изображающие страсти», на другой — «эпизоды из жизни Вечного Жида». Случайные зрители, подобные мне, предуведомлялись надписью, что все картины были произведением пылкого воображения. «Мистер Декстер, — гласила надпись, — не имел в виду людей, ищущих природы в художественных произведениях; он вполне предавался своему воображению, природа же выводит его из себя».