Уилки Коллинз - Закон и жена

— А Ариель? — спросила я.

— Ничуть не изменилась, — продолжал Бенджамин, — и совершенно счастлива, пока находится при своем господине. Она, бедняга, не верит, что Декстер смертное существо, смеется, когда говорят о его смерти, и вполне уверена, что он опять будет узнавать ее.

Известия Бенджамина меня очень огорчили, и я вышла из комнаты, оставив его, занятого письмом к Плеймору.

Дней через десять мы вернулись в Англию в сопровождении Бенджамина.

В доме мистрис Маколан мы нашли полный комфорт и с радостью приняли ее предложение поселиться у нее до моих родов и окончательного устройства наших планов на будущее.

После приезда в Англию я вскоре получила известие из дома умалишенных, к которому Бенджамин приготовил меня еще в Париже. Жизнь Мизеримуса Декстера медленно и тихо погасла. За несколько часов до своей кончины он пришел в себя и узнал Ариель, сидевшую у его постели, назвал ее по имени и спросил обо мне. Хотели послать за мной, но было уже поздно; прежде чем отправился посыльный, он сказал со свойственной ему торжественностью: «Молчите все! Мой мозг ослабел, я хочу уснуть». Затем закрыл глаза и заснул непробудным сном. Так тихо, без скорби и боли умер этот человек, это странное и разностороннее существо, жизнь которого была ознаменована преступлениями и несчастьями, проблесками поэзии и юмора, фантастической веселостью, эгоизмом, жестокостью и тщеславием.

Увы, бедная Ариель! Она жила только для своего господина, что же оставалось ей делать после его смерти? Она могла только умереть вслед за ним.

Ей позволили присутствовать на похоронах Декстера в надежде, что эта церемония убедит ее в его смерти. Но ожидания не сбылись, она упорно отрицала, что господин оставил ее. Должны были силой увести беднягу домой, она чуть не бросилась за гробом в могилу. В продолжение нескольких недель она или приходила в бешенство, или лежала в забытьи. Как раз в то время в доме сумасшедших давался ежегодный бал, и надзор за больными был ослаблен. Около полуночи поднялась тревога, пропала Ариель. Сиделка, видя, что она уснула, поддалась искушению и сошла вниз посмотреть на танцующих. По возвращении наверх она не нашла больше Ариели. Присутствие посторонних и общая суматоха помогли ей убежать. Все поиски ночью были тщетны, на следующее утро ее нашли мертвой на могиле Декстера. До конца верная, Ариель последовала за своим господином, умерла на его могиле!

Написав эти грустные строки, я невольно перехожу к более радостным событиям.

Со времени обеда у майора Фиц-Дэвида и памятной для меня встречи с леди Клориндой я не слыхала ничего о майоре. К стыду своему, должна сознаться, что совсем забыла о нем, как вдруг современный донжуан прислал нам со свекровью пригласительные билеты на свою свадьбу. Майор решил наконец остепениться, и, что было еще удивительнее, выбор его пал на «будущую царицу», круглоглазую нарядную особу с пронзительным сопрано!

Мы отправились с поздравлениями к майору и были очень огорчены тем, что увидели. Брак так изменил веселого и любезного поклонника, что я едва узнала его. Он оставил все свои претензии на молодость и сделался совершенно беспомощным старикашкой. Стоя за креслом, на котором восседала его величественная супруга, он после каждого слова, обращенного ко мне, смиренно взглядывал на нее, как бы испрашивая позволения продолжать разговор. Когда она без церемонии прерывала его, что случалось нередко, он с покорностью и восторгом смотрел на нее.

— Какая она красавица, не правда ли? — спросил он меня при ней. — Какой стан, какой голос! Вы помните ее голос? Это непоправимая потеря для оперы! Знаете ли, когда я думаю о славе, которой она могла достигнуть, я спрашиваю себя, имел ли я право жениться на ней; я чувствую, что я ограбил публику.

Что касается предмета этих похвал и сожалений, то она приняла меня очень милостиво, как старого друга. Пока Юстас разговаривал с майором, она отвела меня в сторону и с непостижимым бесстыдством объяснила мне причины, побудившие ее выйти замуж.

— У меня, видите ли, большое семейство, — говорила мне шепотом эта противная женщина. — Хорошо толковать-то о «царице пения» и тому подобных пустяках. Господи помилуй, я также бывала в опере и училась пению и понимаю, что значит стать хорошей певицей. У меня не хватит терпения, чтобы работать, как эти наглые женщины, отродье Иезавели; я ненавижу их. Нет, нет! Между нами говоря, гораздо легче женить на себе старика и этим способом добыть денег. Теперь и я, и семейство мое обеспечены, и для этого не нужно работать. Я люблю свою семью, я хорошая дочь и сестра. Посмотрите, как я одета, какая у меня обстановка. Я устроила хорошую аферу; очень выгодно выйти замуж за старика, можно вертеть им как угодно. Я счастлива, совершенно счастлива; надеюсь, что и вы тоже. Где живете вы теперь? Я к вам скоро заеду, и тогда мы подольше поболтаем с вами. Вы мне всегда нравились, и (теперь, когда я такая же леди, как вы) я желаю быть вашим другом.

Я коротко и вежливо ей ответила, твердо решив не принимать ее у себя дома. Я позволю сознаться себе: она была мне отвратительна. Женщина, продающая себя мужчине, становится не менее гнусной, если торг этот освящен законом и церковью.

Сидя за конторкой и описывая майора с его ничтожной супругой, вдруг вспомнила заключительную сцену моего рассказа.

Спальня. На постели лежат двое. Извините, читатель, что представляюсь вам в таком виде, — я и мой сын. Ему уже минуло три недели, и он рядом со мной. Мой добрый дядя Старкуатер приехал в Лондон крестить его. Мистрис Маколан будет крестной матерью, а Бенджамин и мистер Плеймор — крестными отцами.

Доктор только что ушел от меня в некотором смущении. Он застал меня в кресле, в котором я обыкновенно сидела в последние дни, но, заметив признаки утомления, отослал меня в постель.

Дело в том, что я была не вполне откровенна со своим доктором. Было две причины замеченной им во мне перемены: беспокойство и сомнение.

В этот день я решилась привести в исполнение обещание, данное мною мужу в Париже. Он уже знает, каким образом была найдена исповедь его первой жены и что, по мнению мистера Плеймора, это письмо может публично доказать в суде его невиновность, а что важнее всего — он знает также, что эта исповедь запечатана и хранится в тайне от него не столько ради его собственного спокойствия, сколько из уважения к памяти несчастной женщины, бывшей некогда его женой.

Все это сообщила я моему мужу не устно; я обыкновенно не говорила с ним о его первой жене, но описала все обстоятельства, сообщенные мне Бенджамином и мистером Плеймором. Он имел достаточно времени обдумать все в уединении своего кабинета. Я ожидаю его с роковым письмом в руках, свекровь моя — в соседней комнате, обе мы хотели услышать из его собственных уст о решении — вскрыть конверт или нет.