Артур Дойль - Пестрая банда

— Малейший звук, и все наши планы погибли.

Я кивнул головой в знак того, что понял его шепот.

— Мы должны сидеть в темноте. Он может заметить свет через вентилятор.

Я снова кивнул.

— Не поддавайтеся сну; может быть от этого будет зависеть ваша жизнь. Револьвер держите наготове, он нам может пригодиться. Я буду сидеть на постели, а вы в этом кресле.

Я вынул револьвер и положил его на край стола.

Гольмс принес длинную, тонкую трость, коробку спичек, огарок свечи и все это разместил возле себя на кровати. Потом он загасил лампу и мы остались в темноте.

Забуду ли я когда-нибудь эти ужасные минуты? Я не слышал ни звука, ни дыхания и однако же знал, что мой товарищ сидит с широко открытыми глазами в нескольких шагах от меня, в том же состоянии нервного напряжения, как и я сам. Закрытые ставни не пропускали ни малейшего света, и мы оставались в совершенной темноте. По временам из парка слышался резкий крик ночной птицы. С деревенской колокольни доносился глухой и мерный бой часов. Они били каждую четверть. Как томительно долги казались эти четверти! Пробило полночь, час, два, три, а мы все еще сидели, молчаливо ожидая, что принесет нам эта ночь.

Вдруг, поблизости вентилятора, блеснул яркий свет, который исчез моментально, оставив за собой сильный запах горящего масла и нагретого металла. Можно было думать, что в соседней комнате кто-то зажег потайной фонарь. Я различал за стеной чьи-то осторожные движения; потом все смолкло, хотя прежний запах слышался еще сильней. С полчаса я сидел, напрягая слух. Тогда внезапно, стал выделяться новый звук — нежный ласкающий, подобный легкому шуму пара в кипящем котелке. Едва мы услышали этот звук, как Гольмс моментально вскочил с постели, зажег огонь и стал неистово колотить своей тростью по сонетке.

— Видите, Уатсон? — кричал он. — Видите?

Но я ничего не видел. В ту минуту, когда Гольмс чиркнул спичкой, я услышал тихий явственный свист, но внезапно вспыхнувший огонь ослепил мои привыкшие к темноте глаза, и я не в силах был различить ничего, с таким бешенством колотил мой друг. Но я видел, однако, что лицо его смертельно бледно, полно ужаса и отвращения.

Он перестал ударять тростью и смотрел неподвижно на вентилятор. И вдруг среди ночной тишины раздался такой дикий, нечеловеческий крик, какого я ни разу не слыхал во всю свою жизнь. Он становился все громче и громче этот пронзительный вой боли, ужаса и гнева, которые все слились в одном ужасном крике. После рассказывали, что этот ужасный вопль был слышен даже в деревне и пробудил спящих людей. Наши сердца похолодели от ужаса, и мы с Гольмсом стояли, молча глядя друг на друга, пока не затихли последние стоны.

— Что это такое? — спросил я, переводя дух.

— Это значит, что все кончено, — отвечал Гольмс. — И может быть, в конце концов, кончено благополучно. Возьмите револьвер, мы должны идти в комнату доктора Ройллота.

Он зажег лампу и пошел вперед по корридору. У двери он остановился и постучал два раза, но не получил никакого ответа. Тогда он повернул ручку и вошел. Я последовал за ним, держа револьвер наготове.

Нашему взору предстало необычайное зрелище. На столе стоял потайной фонарь и яркая полоса света падала из него прямо на несгораемый шкаф, дверца которого была отворена настежь. За этим столом на деревянном стуле сидел доктор Гримсби Ройллот, одетый в серый халат, из-под которого торчали его голые ноги в красных турецких туфлях. На коленях у него лежала короткая палка с плетью на конце, которую мы заметили днем, при осмотре. Его подбородок был приподнят, и ужасный застывший взор его глаз был прикован к потолку. На лбу у него была странная, желтая с темными пятнами повязка, которая туго обвивала его голову. Когда мы вошли, он не сделал никакого движения, не издал ни звука.

— Банда! Пестрая банда! — выразительно прошептал Голмс.

Я сделал шаг вперед. В то же мгновение странная повязка на голове доктора начала шевелиться, и среди волос показалась вздутая шея и приплюснутая голова отвратительной змеи.

— Это болотная эхидна! — вскричал Гольмс. — Самая ядовитая из индийских змей. Он умер через десять секунд после укушения. Он погиб в той самой западне, которую готовил другому. Видно, правда, что подъявший меч от меча и погибнет. Теперь постараемся запрятать этого гада в его жилище и, препроводив мисс Стонер в какое-нибудь безопасное место, мы можем с легким сердцем пригласить сюда полицию.

С этими словами он взял хлыст, лежавший на коленях умершего, быстро накинул его в виде петли на шею змеи, затем бросил ее в шкаф и тотчас же запер его на ключ.

Таковы были истинные причины смерти доктора Гримсби Ройллота из Сток-Морена. Нет надобности подробно рассказывать обо всем, что произошло далее. Мы осторожно сообщили обо всем испуганной мисс Стонер, когда провожали ее с утренним поездом к ее доброй престарелой тетке в Горроу. Следствие тянулось долго, и в конце концов все пришли к заключению, что доктор Ройллот пал жертвой своей страсти ко всяким опасным животным. Некоторые мелочи, оставшиеся непонятными для меня, разъяснил мне Шерлок Гольмс, на возвратном пути в Лондон.

— Я пришел было сначала, — заговорил он, когда мы сидели в вагоне, — к совершенно ложному заключению, что доказывает, дорогой мой Уатсон, как легко впасть в ошибку даже самому опытному человеку. Присутствие цыганского табора и слова «банда», которым бедная умирающая девушка очевидно хотела назвать змею, навели меня на совершенно ложный след. Но я ставлю себе в особую заслугу, что тотчас же сознал свою ошибку, как только убедился при осмотре комнаты, что опасность никаким образом не могла угрожать ни со стороны окна, ни со стороны двери. Мое внимание тотчас же было привлечено этим вентилятором и сонеткой, висевшей над кроватью. Открытие, что сонетка не действовала и что кровать была привинчена, тотчас же возбудило у меня подозрение, что сонетка служила здесь переходным мостиком, по которому кто-то спускался через отверстие вентилятора прямо на постель. У меня тотчас же мелькнула мысль о змее и, зная при том, что доктор Ройллот имел при себе несколько животных из Индии, я почувствовал, что стою на твердой почве. Следователь мог легко ошибиться. Надо иметь слишком острый глаз, чтобы заметить две крошечные темные точки — следы ядовитых зубов. Потом я вспомнил таинственный свист. По всей вероятности доктор призывал к себе таким способом змею, чтобы ее не застали на месте преступления. То молоко, которое мы видели в его комнате, он, конечно, употреблял как приманку, чтоб змея возвращалась на призывный свист. Ночью, в определенное время, он спускал через вентилятор животное, и оно по сонетке скользило на постель. Оно могло спокойно провести несколько ночей на постели, не укусив спавшую, но рано или поздно жертва должна была погибнуть.