Грант Аллен - Дело врача

— Вы дали бы фору любому деловому человеку, клянусь! — произнес мужчина, судя по звуку голоса, молодой, а по протяжному выговору — принадлежащий к тому подвиду человеческого рода, который известен под наименованием «рубаха-парень».

— Да неужели? — откликнулся девичий голосок с хихиканьем. Это была Сисси. — Вы бы посмотрели на Меня, когда я помогала брату! У него была мастерская по ремонту велосипедов, и мне было поручено стоять у входа, как если бы я только что ездила кататься. А когда заходили клиенты — затянуть гайку или там руль починить, я с ними заводила беседу, пока Берти работал. Бывало, уловлю момент, когда они отвлекутся, да и всажу штопальную иглу прямо в шину. Дальше понятно — не успевают они уехать, как тут же и возвращаются, чтобы заклеить прокол! Вот это я называю — деловой подход!

Взрыв смеха последовал за этим поучительным рассказом о коммерческом успехе. Выждав, пока он утихнет, я вошел. Кроме мисс Монтегю и ее матери в гостиной сидели двое мужчин и еще одна молодая леди.

— Простите, что вторгаюсь так поздно, — сказал я спокойно, поклонившись. — Но я завтра уезжаю из Скарборо, мисс Монтегю, и хотел увидеться с вами. Я обещал моему другу, мистеру Холсуорси, навестить вас, а другого случая мне не представится.

Я скорее ощутил, чем увидел, как мисс Монтегю метнула быстрый многозначительный взгляд в сторону своих друзей-приятелей; они отреагировали, прекратив давиться от смеха и немедленно вспомнив о сдержанности.

Девушка взяла мою визитную карточку, потом, пустив в ход манеры идеальной леди, представила меня своей матери.

— Это доктор Камберледж, мама, — сказала она с едва заметным оттенком предупреждения в голосе. — Друг мистера Холсуорси.

Пожилая дама приподнялась с кресла, уставилась на меня и спросила:

— Дай-ка я соображу… Который из них мистер Холсуорси, Сисси? Сесил или Реджи?

Один из «парнишек» разразился бессмысленным смехом.

— Миссис Монтегю, что же вы портите весь спектакль! — воскликнул он, хмыкнув. Еще один взгляд мисс Сисси немедленно заставил его умолкнуть.

Несмотря на такое начало, я должен признать, что дальше мисс Монтегю и ее друзья вели себя достойно и прилично. Ее манеры были безупречны — можно даже сказать, изящны. Она расспрашивала про «Сесила» с очаровательной наивностью. Она была откровенной и ребячливой. Нрав у нее был от природы веселый, но проявлялось это самым невинным образом — она спела нам смешную, но пристойную песенку, а это весьма показательный признак. Заподозрить двойную игру было невозможно. Если бы я не услышал случайно на лестнице те несколько фраз, то наверняка уехал бы в полном убеждении, что бедная девочка — оклеветанное дитя природы.

Так или иначе, я вернулся наутро в Лондон с твердым намерением возобновить свое давнее, поверхностное знакомство с Реджи Нетлкрафтом.

К счастью, у меня был хороший предлог, чтобы посетить его. Меня попросили собрать среди старых однокашников деньги на один из тех бесчисленных «памятных подарков», которые преследуют выпускников всю жизнь и являются, пожалуй, худшим наказанием за преступление, а именно за то, что вы потратили свои юные годы на обучение в привилегированной школе: подарок Для уходящего на пенсию учителя, или для профессионального игрока в крикет, или прачки, или еще кого-нибудь; так что в рамках этой ответственной миссии было вполне естественно наведаться по очереди ко всем жертвам… То есть бывшим однокашникам. Потому я направился прямо к нему на квартиру в Стэплс-Инн и напомнил о себе.

Реджи Нетлкрафт вырос и превратился в нездорового, прыщеватого, вяловатого парня. Он носил галстук в крапинку и крахмальные манжеты, которыми так гордился, что ежеминутно взмахивал руками, демонстрируя их. Весь его облик наглядно выражал самодовольство, что меня удивило, поскольку мало кто имел меньше разумных оснований для самодовольства, чем этот юнец.

— Привет! — сказал он, когда я представился. — Так это вы, Камберледж? Клиника Св. Натаниэля! — добавил он, взглянув на мою карточку. — Что за чушь! Да будь я неладен, если вы не подались в костоправы!

— Да, я избрал эту профессию, — ответил я, ничуть не устыдившись. — А вы?

— О, признаться, старина, мне никак не везет. Меня турнули из Оксфорда, потому что для тамошнего начальства у меня слишком развитое чувство юмора. Злобная свора старых чудаков! Им не понравилось, что я забрасывал устричными раковинами окна моего наставника-тьютора [25] Особая педагогическая категория, характерная для образовательной системы Великобритании. Своего рода советник и помощник студента, посредник между ним и преподавателем. — а ведь это старый добрый английский обычай, ныне быстро уходящий в прошлое. Затем я подался в армию. Но, представьте себе, в наше время у джентльмена нет шансов выдвинуться в армии! Стадо круглых невежд, у них, видите ли, «интеллект», уткнулись в книжку и готовятся к экзаменам, а нам даже малейшего шанса не дают! Я это все называю сущей ерундой. Тогда папаша отправил меня изучать электротехнику — и электротехника быстро выдохлась. Я не вкладывал в нее никакого капитала; к тому же это такая зверски нудная штука! И руки вечно пачкаются. Потому я теперь готовлюсь поступать в суд; и если только мой репетитор сумеет достаточно натаскать меня, чтобы я мог проскочить через экзаменационную комиссию, то к следующему лету надеюсь уже быть при деле.

— А если вы и тут провалитесь? — поинтересовался я лишь затем, чтобы испытать его чувство юмора.

Он немедленно проглотил наживку, как плотва.

— О, когда все провалится, я поеду на хлеба к папаше. Провались они все, нельзя же ожидать от джентльмена, чтобы он сам зарабатывал себе на жизнь?! Англия катится к чертям, вот что я вам скажу: куда делись все те приятные маленькие синекуры для таких парней, как вы и я? Всюду натыкаешься на эту мерзкую конкуренцию. И никакого уважения к чувствам джентльмена, никакого! Поверите ли, Камберлень — мы вас так звали в Чартерхаузе, помнится… Или как-то еще… Так вот, на прошлой неделе случилось мне слегка развлечься на Хей-маркет [26] Улица дорогих ресторанов и увеселительных заведений, где можно было хорошо провести время, но все же требовалось вести себя достаточно прилично и вовремя платить. , после отличнейшего ужина, и некий тип из полиции — этакий косоглазый старикан — вознамерился отправить меня в тюрьму и даже не подумал предложить мне заплатить штраф. — Простите, что огорчаю вас, но я до сих пор не могу успокоиться: меня в тюрьму, и за что? Я всего-навсего сбил с ног грубияна-полицейского. Можете не сомневаться — Англия ныне уже не та страна, где может жить джентльмен.