Дороти Сэйерс - Встреча выпускников

— С какой стати?

— Показал мне плохой пример отчаянного вождения. Конечно, он немного горяч, но никогда, кажется, не вляпывался так, как я.

— Возможно, он просто более хороший водитель?

— Дорогая Харриет, говорить так жестоко. Вы не возражаете, что я называю вас Харриет?

— Между прочим, очень даже возражаю.

— Но я же не могу продолжать говорить «мисс Вейн» человеку, который посвящён во все мои отвратительные тайны. Возможно, следует начинать привыкать называть вас «тётя Харриет». Что в этом плохого? Вы просто не можете отказаться быть мне приёмной тётей. Моя тётя Мэри погрязла в домашних делах и не имеет времени для меня, а сёстры моей матери — настоящие горгоны. Я ужасно недооценён и практически обестётен.

— Вы не заслуживаете ни тётей, ни дядей, учитывая то, как вы к ним относитесь. Вы собираетесь покончить с чеками сегодня? Поскольку в противном случае у меня есть и другие дела.

— Очень хорошо. Продолжим ограбление, пусть Пётр беднеет — богатеют все. Просто удивительно, какое хорошее влияние вы на меня оказываете. Несгибаемая преданность долгу. Если бы вы только забрали меня как следует в свои руки, я, в конце концов, мог бы стать совсем неплохим.

— Подпишите здесь, пожалуйста.

— Да, вы не очень-то чувствительная натура. Бедный дядя Питер!

— Он действительно будет бедным дядей Питером к тому времени, как мы закончим.

— Именно это я и имел в виду. Пятьдесят три, девятнадцать, четыре — просто поражает, как люди любят курить чужие сигареты, и я уверен, что половину выкурили скауты. Двадцать шесть, двенадцать, восемь. Девятнадцать, семь, два. Сто фунтов, тридцать один, четырнадцать. Двенадцать, девять, шесть. Пять, пятнадцать, три. А что это там за история о призраках, которые веселятся в Шрусбери?

Харриет подскочила:

— Чёрт бы их побрал! Кто из наших паразиток рассказал вам об этом?

— Никто не говорил. Я не в восторге от ваших студенток. Хорошие девочки, без сомнения, но слишком неряшливые. На моей лестнице живёт парень, он приходил сегодня ко мне с этой историей… О, я забыл, он просил об этом не упоминать. В чём там дело? И почему такая секретность?

— О, Боже! И ведь их просили помолчать. Они никогда не думают о вреде, который это может нанести колледжу.

— Но ведь это был просто розыгрыш, не так ли?

— Боюсь, что дело немного серьёзнее. Послушайте, если я скажу вам, почему это секрет, вы обещаете не распространять это дальше?

— Видите ли, — честно сказал лорд Сейнт-Джордж, — мой язык бежит впереди меня. Я не очень надёжен.

— А ваш дядя говорит, что надёжен.

— Дядя Питер? О, Господи! У него, должно быть, крыша поехала. Печально видеть, как такой прекрасный мозг идёт в разнос. Конечно, он уже не так молод, как раньше… Но вы-то выглядите вполне здравомыслящей.

— Это действительно довольно мрачно. Мы боимся, что проблема вызвана кем-то, кто не совсем нормален. И не студенткой, но, конечно мы не можем сказать им об этом, особенно пока не знаем, кто это.

Виконт в изумлении уставился на неё.

— О господи! Как это паршиво для вас! Я вполне понимаю вашу позицию. Естественно, вы не хотите, чтобы такие слухи расползлись по университету. Хорошо, я об этом говорить не буду, честное слово. И если кто-нибудь упомянет это при мне, я буду интенсивно демонстрировать полное отсутствие интереса. Слушайте! А знаете, я ведь, возможно встречал вашего призрака.

— Встречали её?

— Да. Я, конечно, встретил кого-то, кто не казался вполне нормальным. Это меня немного испугало. Вы — первый человек, кому я об этом говорю.

— Когда это было? Расскажите.

— В конце последнего семестра. Я ужасно нуждался в наличности, и у меня было пари с одним парнем, что я проникну в Шрусбери и… — Он остановился и посмотрел на неё с улыбкой, которая до странности напоминала другую. — А вы вообще-то в курсе?

— Если вы имеете в виду ту часть стены у частного входа, то мы уже установили по верху острые штыри. Целый ряд.

— Ага, значит всё известно. Ну, это была не слишком хорошая ночь для такого дела: полная луна и всё такое, но это был последний шанс получить десять фунтов, поэтому я спрыгнул. Там есть что-то вроде сада.

— Сад для преподавателей. Да.

— Точно. Ну, и когда я продирался там, кто-то прыгнул сзади из кустарника и схватил меня. Моё сердце чуть не выпрыгнуло прямо на лужайку. Я хотел дать дёру.

— Как выглядел этот человек?

— Некто в чёрном и что-то чёрное обмотано вокруг головы. Я ничего не мог видеть кроме глаз, и они смотрели диковато. Тогда я сказал: «Чёрт возьми!», а она сказала: «Которая из них тебе нужна?», — таким липким голосом, как патока. Ну, это уж было совсем нехорошо и не то, чего я ожидал. Я не притворяюсь хорошим мальчиком, но в тот момент у меня не было предосудительных намерений. Поэтому я сказал: «Ничего подобного, я только заключил пари, что меня не поймают, но я пойман, поэтому я уйду и прошу прощения». А она сказала: «Да, уходи. Мы убиваем таких красивых мальчиков, как ты, вынимаем их сердца и съедаем». Тогда, я сказал: «О, Боже! Как неудачно». Мне это совсем не понравилось.

— Вы всё это придумали?

— Честное слово, нет. Тогда она сказала: «У того, другого, тоже были светлые волосы». И я сказал: «В самом деле?» А она сказала что-то, я забыл что, — у неё был какой-то голодный взгляд, если вы понимаете, что я имею в виду, — и, во всяком случае, это было всё как-то неестественно, и я сказал: «Извините, я думаю, мне пора», — вырвался (у неё были необыкновенно сильные руки) и перелетел через стену, оставшись для неё неким Джоном Смитом. [65] То есть, неизвестным. Джон Смит — некое обобщённое имя.

Харриет посмотрела на него, но он, казалось, был совершенно серьёзен.

— Насколько высокой она была?

— Примерно вашего роста или немного ниже. Если честно, я был слишком напуган, чтобы многое заметить. Не думаю, что узнал бы её снова. Она не производила впечатление молодой, и это всё, что я могу сказать.

— И вы говорите, что держали эту замечательную историю при себе?

— Да. Не похоже на меня, правда? Но в этом деле было что-то такое… просто не знаю. Если бы я сказал кому-либо из мужчин, то они нашли бы историю чертовски забавной. Но это было не так. Поэтому я молчал. Мне всё это показалось неестественным.

— Я рада, что вам не захотелось это высмеять.

— Нет. У мальчика довольно здоровые инстинкты. Ну, это всё. Двадцать пять, одиннадцать, девять, этот проклятый автомобиль просто жрёт бензин и масло — все большие двигатели таковы. И ещё эти неприятности со страховкой. Пожалуйста, дорогая тётя Харриет, должен ли я поработать ещё? Бумаги меня подавляют.

— Можете отложить их, пока я не уйду, а затем подписать все чеки и конверты самостоятельно.

— Погонщик рабов. Я сейчас разрыдаюсь.