Найо Марш - Убийство в частной лечебнице

— Мне выйти к машине, сэр Дерек?

— Нет, спасибо, мой мальчик. Я вполне взял себя в руки.

Попрощавшись с премьер-министром, О'Каллаган вышел на улицу один.

— Выглядит он чертовски больным, — досадливо сказал премьер-министр. — Надеюсь от всей души, это не что-то серьезное.

— Это было бы дьявольски некстати, — сказал министр почт. — Бедный старина О'Каллаган, — добавил он поспешно.

Министр внутренних дел мрачно смотрел в окно машины. Они свернули с Даунинг-стрит на Уайтхолл. Вечер был холодный и ветреный. Прохожие, одетые неприглядно и бедно, шли, наклонив головы, чтобы спрятать от ветра посиневшие лица. Порывы дождя неровно хлестали по стеклу. О'Каллаган подумал, что, наверное, разболеется всерьез. Его захлестнула печаль. Возможно даже, что та штука, которая проявила себя такой сокрушительной болью, его убьет. Это избавило бы анархистов и отдел уголовного розыска от лишних хлопот. Неужели ему и впрямь не наплевать на закон или на махинации людей, которые решили произвести революцию в британском правительстве? Неужели ему не наплевать на всех и вся? Сейчас он чувствовал только вялое равнодушие и всепоглощающую усталость.

На вершине Холма Конституции машина застряла в транспортной пробке. Рядом с ней остановилось такси. О'Каллаган заметил, что внутри сидит пассажир. Таксист несколько раз поглядел на шофера О'Каллагана и что-то сказал. Его шофер буркнул в ответ что-то невразумительное. У сэра Дерека возникло ощущение, что человек, сидящий в такси, вглядывается в его окошко. За ним наблюдали. В последнее время ему неоднократно приходилось испытывать такое ощущение. Он с иронией вспомнил озабоченность премьер-министра и дернул шнур. Салон машины залил яркий свет.

«Пусть как следует посмотрят, пока я еще на этом свете», — мрачно подумал О'Каллаган.

К его удивлению, окна такси тоже озарились светом, словно в ответ. Он поглядел туда, приставив к стеклу ладонь. В такси ехал всего один пассажир в смокинге, сидевший, скрестив руки на набалдашнике трости. Под шелковой шляпой, надетой слегка набекрень, четко вырисовывался незаурядно красивый профиль. Это было умное и породистое лицо с прямым носом, твердой линией рта и темными глазами. Пока сэр Дерек О'Каллаган смотрел на него, ряды машин сдвинулись и такси оказалось впереди.

«А ведь я его где-то видел», — подумал О'Каллаган с каким-то сонным удивлением. Он пытался вспомнить, где именно он видел этого человека, но попытка оказалась для него слишком утомительной, и он сдался. Через несколько минут шофер подъехал к его дому и открыл дверцу машины.

Министр внутренних дел медленно вышел из машины и поплелся по ступенькам. Пока О'Каллаган раздевался в вестибюле, вниз сошла его жена.

— А-а-а, Дерек, — сказала она.

— Привет, Сесили.

Она стояла у подножия лестницы и спокойно смотрела на него.

— Ты сегодня поздно, — заметила она, помолчав:

— Да? Наверное… Эти типы говорили и говорили… Ты не будешь возражать, если я не стану переодеваться к обеду? Я устал.

— Разумеется. С нами обедает только Рут.

Он сделал гримасу.

— Я же не могу препятствовать твоей сестре время от времени с тобой видеться, если она этого хочет, — спокойно заметила леди О'Каллаган.

— Ладно, — устало ответил ее муж. — Ладно.

Он неприязненно посмотрел на нее и подумал, что она раздражающе хорошо выглядит. Всегда великолепно ухоженная, восхитительно одетая, такая возмутительно отстраненная. Даже их объятия всегда были подернуты леденящей поволокой хорошего тона. Иногда у него появлялось ощущение, что жена его недолюбливает, а сам он, как правило, вообще не питал к ней никаких чувств. Ему казалось, что он женился на ней в кратком приступе страстного желания исследовать полярные льды. Детей у них не было. И это к лучшему, поскольку в его семье встречались отдельные случаи наследственного безумия. Ему казалось, что с ним самим все в порядке, в противном случае, подумал он саркастически, его жена непременно выявила бы отклонения. Сесили была просто пробным камнем для любой ненормальности.

Леди О'Каллаган направилась в гостиную. У дверей она на миг остановилась и спросила:

— Тебя сегодня не мучила эта боль?

— Мучила, — ответил О'Каллаган.

— Какая досада, — рассеянно пробормотала она и ушла в гостиную.

Он с минуту глядел ей вслед, затем пересек маленький вестибюль и вошел в свой кабинет, уютную комнату с хорошим камином, удобным письменным столом и глубокими квадратными креслами. Кедровые поленья пылали в очаге, а возле уютного кресла его дожидался поднос с рюмками и любимым сортом шерри. Жена определенно следила, чтобы ему угождали как следует.

Он налил себе рюмку шерри и принялся за дневную, почту, оказавшуюся невероятно скучной. Его секретарь просмотрел поступившие письма и отложил для него то, что счел личной почтой. Большая часть писем была помечена именно так. Один корреспондент хотел денег, второй просил о продвижении по службе, третьему была нужна информация… Конверт, подписанный на машинке, секретарь вскрыл. Там находилось анонимное письмо с угрозами, всего лишь самое свежее в длинной цепи подобных посланий. О'Каллаган взял последнее письмо, взглянул на конверт, поднял брови и нахмурился. Потом, допив шерри и налив себе еще рюмку, вскрыл письмо и прочел его.

Письмо было от Джейн Харден.

От Джейн. Он должен был понимать, что это дело так просто и скоро не закончится. Каким дураком он был, полагая, что она отпустит его без осложнений. Тот уик-энд в Корнуолле… все было очень мило, но он быстро понял, что неприятностей не миновать. Дьявол их всех побери, женщины никогда не бывают справедливы — никогда! Они болтают насчет того, что хотят быть самим себе хозяйками, что хотят приобретать жизненный опыт, как мужчины, а потом нарушают все правила игры. Он снова просмотрел письмо. Она напоминала, что «отдалась ему», — экая чушь, она так же этого хотела, как и он! — что в течение многих поколений их семьи были соседями в Дорсете, пока ее отец не обанкротился. О'Каллаган поморщился от намека на то, что он воспользовался ее стесненными обстоятельствами. Поскольку он был вполне консервативным и честным человеком, такие намеки смущали его до глубины души. Она писала, что он обошелся с ней как с пригородной девицей легкого поведения. О'Каллаган от души пожалел, что она не такая. Она писала, что уезжает, согласившись на должность сиделки в частной лечебнице. Напишет ли он ей на адрес Клуба сиделок? До этого момента письмо носило следы самоконтроля автора, но далее О'Каллаган с ужасом увидел, что пером писавшей водили исключительно эмоции. Она его любит, но ей нечего ему предложить. Однако неужели они оба должны все забыть? Она борется за свою душу, и для нее все средства хороши. Ее душу терзает дьявол, и если она потеряет О'Каллагана, то дьявол заберет ее душу. Она снова писала, что любит его, что, если он и дальше не будет обращать на нее внимания, она сделает что-нибудь ужасное. Внезапным резким жестом он смял листок и бросил его в огонь.