Сергей Саканский - Легенда о Фарфоровом гроте

– Но люди так долго не живут! – воскликнул Жаров.

– Люди не живут. Но живут другие сущности.

– Какие сущности? Не пойму я тебя: то ты веришь в тонкий мир, то нет…

– Да какой тонкий мир? – отмахнулся Пилипенко. – Я имел в виду идеи. Именно эти сущности могут жить дольше, чем человек. Мне задерживают в архиве с делом семьдесят третьего года. Думаю, что ключ к тайне мы найдем именно там. Где, черт возьми, твоя старушка? – вдруг встрепенулся следователь.

– Я не могу одновременно быть со старушкой на Балаклавской и со стариком у Фарфорового грота, – обиженно парировал Жаров. – Сейчас как раз и собираюсь к ней.

Выйдя на Морскую, он увидел за стеклом «уазика» грустные собачьи глаза. Узнав его, Ральфа заулыбалась, позади ее репицы часто замелькал хвост. Жаров набрал номер Алены Ивановны, чтобы предупредить женщину о визите, но никто не взял трубку. Тут из управления вышел кинолог, наверное, заболтался с кем-то или в бухгалтерию заходил. Жарову пришла в голову мысль, от которой у него замерло в груди…

На пути в собачий питомник «уазик» как раз двигался по трассе, и Жаров попросил подвезти его до Поляны сказок. Именно от близкой встречи с Тамарой у него и родилась эта дрожь. А повод был, на поверку, веский.

– Алены Ивановны нет дома? – удивилась Тамара, когда Жаров ворвался в комнату экскурсоводов. – Не может этого быть, ведь старушка уже давно не выходит.

Жаров нахмурился. Он сел за городской телефон и снова позвонил ей. Длинные гудки. Тогда он набрал номер, отличающийся на одну последнюю цифру, и сразу напал на соседку Алены Ивановны. Та сказала, что старушку отвезли в больницу. Пищевое отравление.

– Этого еще не хватало! – воскликнул Жаров, вешая трубку.

– Зачем вам так нужна эта старушка? – спросила Тамара.

– Мы считаем, что здесь действует секта.

– Какая секта? – удивилась Тамара, вскинув свои длинные ресницы.

Жаров и сам впервые произнес это слово.

– Вы ведь уже знаете о вчерашнем убийстве в Фарфоровом гроте?

– Все только об этом и говорят…

Мысль работала на ходу, Жаров будто рассуждал вслух, продолжая разговор, начатый в управлении вчера:

– Вот уже более столетия в городе происходят убийства. В одном и том же месте, одними тем же способом. Муж убивает жену скальпелем в Фарфоровом гроте. Первое совершилось в тысяча девятьсот пятом году. Об этом написано в газете, газета в библиотеке, вы, конечно, знаете это лучше меня. Второе произошло в тридцать девятом, третье – в семьдесят третьем, четвертое – вчера. Допустим, убийство девятьсот пятого года было на самом деле первым, а, может быть, мы просто не знаем о других, более ранних.

– Как – более ранних? – испуганно перебила Тамара, часто заморгав.

– Почему бы и нет? – Жаров мысленно посчитал, глядя в потолок. – Тысяча восемьсот семьдесят первый год, тысяча восемьсот тридцать седьмой и так далее.

– В тысяча восемьсот тридцать седьмом Пушкин погиб на дуэли, – тихо сказала Тамара.

– Вот видите! – Жаров обрадовался, неизвестно чему. – Трудно представить, при чем тут Пушкин, но все же…

– А сели отнять еще тридцать четыре, то получим дату рождения Тютчева…

– Не сбивайте меня! Еще не известно, кто и зачем построил Фарфоровый грот…

– При чем тут грот?

Жаров рассказал о своем открытии, о тайне призрака… Он возбуждено жестикулировал, широко размахивал руками, создавая в комнате ветер, который шевелил тонкие волосы Тамары.

– Вполне можно допустить, – продолжал он, – что все эти годы в городе существует некое тайное общество, которое… Может быть и вправду, они таким образом отмечают какие-то знаменательные даты? И они же соорудили этот грот…

Тамара смотрела на Жарова широко раскрытыми глазами, в глубине которых – в этой голубой, почти небесной глубине – стоял ужас. Жаров щелкнул пальцами, бессознательно копируя любимый жест своего друга-следователя. Страх Тамары передался и ему, или же он просто желал наполнить этим восхитительным чувством ее глаза… Он продолжал, еще больше воодушевляясь:

– Или, может быть, Тютчев вовсе неспроста родился именно в том году? И Пушкин был неспроста убит. Тайна передается из поколения в поколение, какие-то секретные протоколы, что ли… И адепты секты должны во что бы то ни стало имитировать убийство в фарфоровом гроте. В дни появления призрака. Подстроить события так, чтобы муж убил свою жену…

– Как это – подстроить? – удивилась Тамара. – Вы хотите сказать, что этого события не было?

– Муж не убивал свою жену. Это сделал кто-то другой. Именно для того, чтобы событие состоялось. Именно поэтому я и хочу знать наверняка, что произошло в тридцать девятом и семьдесят третьем году. Возможно, все эти убийства были также подстроены. Или, может быть, астрономически какой-то особый период связан с солнцем или луной, тот самый период, когда появляется призрак. И это происходит именно раз в тридцать четыре года… У вас есть телефонный справочник?

– Разумеется.

Тамара встала и прошла в угол комнаты, к шкафу. Жаров украдкой любовался ее движениями, и у него вновь защемило сердце. Она протянула ему книгу, их пальцы соприкоснулись…

Жаров нашел телефон Ливадийской больницы. Позвонив и перезвонив, он, наконец, напал на нужного человека. Занятый своим делом, Жаров не смотрел на Тамару, но чувствовал, что она разглядывает его. Неужели у него с ней что-нибудь выйдет?

Выяснилось, что старушка поправляется, и завтра утром ее выпишут. Повода оставаться в кабинете больше не было. Прощаясь, Жаров вдруг сбивчиво предложил Тамаре встретиться с ним вечером и продолжить разговор, в другой, более уютной обстановке, которая… И тут же пожалел об этом, потому что женщина сразу поскучнела и произнесла ледяным тоном те самые слова, которые они всегда говорят, если вообще не желают тебя видеть:

– К сожалению, сегодня вечером я занята.

Впрочем, если бы это свидание состоялось, то с выходом очередного номера «Крымского криминального курьера» были большие внутренние проблемы. Как всегда, верстка подкралась незаметно. Если сегодня не начать редактировать материалы, то завтра придется положить на это вдвое больше времени. Жаров всегда старался распределить работу равномерно, но чаще тянул до самого последнего, словно студент перед экзаменом.

Он делал в своей газете все – сам писал большинство статей, фотографировал, переписывал зачастую безграмотные сочинения внештатников, сам верстал номер, отвозил макет в типографию, забирал тираж и развозил по точкам. Мало кто из читателей – местных, и уж тем более, курортников – покупая газету в киоске по средам, мог даже представить себе, что за этим двенадцатиполосным полноцветным номером, полным красочных фотографий и статей на самые разнообразные темы, стоял один человек.