Джон Карр - Дело о непрерывных самоубийствах

— Слушайте, что я вам скажу, молодой человек, — вмешался Колин и, заложив большой палец в вырез жилета, смерил гостя уничтожающим взглядом. — Раны Христовы! Я человек гостеприимный, но некоторыми вещами в этом доме не шутят!

— Но клянусь, что…

— Вы выйдете в дверь, — спросил Колин, опуская руку, — или в окно?

Мгновение Алан действительно думал, что Колин сейчас схватит гостя за шиворот или за брюки и, словно трактирный вышибала, вышвырнет из дома.

Сопя и чертыхаясь, Сван очутился у двери ровно на две секунды раньше Колина и умчался прочь. Все произошло так быстро, что Алан не успел даже толком сообразить, в чем дело. Кетрин, однако, чуть не расплакалась.

— Что за семья! — воскликнула она и, сжав кулаки, топнула ногой. — Господи, что за семья!

— Что с тобой, Кетрин Кемпбелл?

Кетрин была воинственным существом.

— Тетя Элспет действительно хочет знать мое мнение?

— Ну?

— Тетя Элспет, вы — глупая старуха, вот что я думаю. А теперь можете вышвырнуть и меня!

К удивлению Алана, Элспет только улыбнулась.

— Может, все же не так горячо, — сказала она с величественным спокойствием и пригладила свою юбку. — Не так горячо! А как думаешь ты, Алан?

— По-моему, не стоило его выпроваживать. Можно было бы сначала спросить у него журналистское удостоверение. Впрочем, он настоящий журналист, только немного с ветром в голове. Еще, чего доброго, может впутать в какие-нибудь неприятности.

— Неприятности? — удивился Колин, — Какие?

— Не знаю, но я его опасаюсь.

Колин запустил руку в свою лохматую гриву и почесал нос.

— Слушай, — пробурчал он, — ты что, думаешь, я побегу вдогонку за этим типом? У меня есть немного восьмидесятилетнего виски, от которого и осел в пляс пустится. Сегодня вечером мы вышибем из него пробку, сынок. Если хорошенько хватить его…

Тетя Элспет топнула ногой с надменной непреклонностью.

— Я не желаю видеть это в моем доме!

— Я понимаю, старина, но…

— Я сказала, что не желаю видеть это в моем доме. И все! Я снова напишу редактору…

Колин взглянул на Элспет.

— Да, я как раз хотел спросить тебя. Что это за нелепость насчет таинственных разоблачений, о которых ты почему-то хочешь рассказать не нам, а газетчикам?

Элспет упорно сжала губы.

— Давай же! — понукал Колин. — Выкладывай!

— Колин Кемпбелл, — медленно сказала Элспет, и в голосе ее зазвучал металл, — делай то, что я тебе говорю. Проводи Алана Кемпбелла в башню и покажи ему, где нашел свою кончину Энгус Кемпбелл. И пусть он поразмыслит о Святом Писании. Ты же, Кетрин Кемпбелл, садись рядом со мной. — Она хлопнула по дивану. — Значит, ты не ходишь на эти безбожные лондонские танцульки?

— Конечно, нет!

— Тогда, значит, ты даже не видала свинга?

Алан так и не узнал, что последовало за этим благоприятным поворотом беседы. Колин вывел его из комнаты через ту же дверь, за которой несколько раньше исчезли Данкен и Чепмен.

Входная дверь башни была открыта. За ней оказалась просторная круглая темная комната с земляным полом и побеленными каменными стенами. Очевидно, когда-то она была конюшней. Закрывающаяся на цепь с висячим замком двустворчатая деревянная дверь в южной стороне комнаты открывалась во двор. Сейчас она была распахнута, пропуская снаружи слабеющий уже свет. За узкой дверью в стене каменная винтовая лестница вела в башню.

— Всегда кто-нибудь оставляет двери открытыми, — проворчал Колин. — Можете представить: в жилье можно попасть снаружи. Если у кого-нибудь есть ключи… Слушай, сынок, — продолжал он. — Старуха что-то знает. Раны Христовы! Она не глупа, ты это сам мог видеть, и она что-то знает. Но она рта не откроет, хотя, может быть, от этого зависят тридцать пять тысяч фунтов страховки.

— Не скажет даже полиции? Колин фыркнул.

— Полиции? Элспет, сынок, терпеть не может даже прокурора, а что уж тут говорить о полиции! Когда-то у нее были какие-то неприятности — из-за коровы или Бог весть чего, — и теперь она убеждена, что все полицейские — жулики. По-моему, этим объясняется вся история с газетой.

Колин вытащил из кармана клеенчатый кисет и трубку, набил ее и закурил. Спичка, вспыхнув, осветила растрепанную бороду, усы и горящие глаза.

— Что касается меня… я не очень рассчитываю На эти деньги. У меня есть долги, Энгус знал об этом, Но я как-нибудь выкручусь. По крайней мере, надеюсь. Но Элспет! Без гроша за душой! Раны Христовы!

— Как разделятся деньги?

— Это если мы их получим? Половина мне, половина Элспет.

— На том основании, что она считалась его женой?

— Тише! — прикрикнул на Алена Колин, быстро огляделся и погрозил ему погасшей спичкой. — Что за чепуха! Элспет никогда не станет ходатайствовать, чтобы ее признали супругой Энгуса — голову даю на отсечение. Старушка болезненно относится к таким вещам. Она никогда не признается, что в течение тридцати лет была больше, чем обычной родственницей. Даже Энгус никогда не делал явных намеков на это, хотя и был несдержан на язык. Нет, нет, нет. Он просто завещал ей деньги без всяких обоснований. Только маловероятно, что мы их когда-нибудь получим.

Колин отшвырнул спичку, пожал плечами и кивнул в сторону лестницы.

— Ну, пошли! Если хочешь, конечно. Тут пять этажей и сто четыре ступеньки. Ладно, пойдем. Береги голову.

Башня настолько увлекла Алана, что его мало обеспокоило количество лестничных ступеней. Винтовая лестница, казалось, никогда не кончится. Кое-где на нее падал свет из узких, расширяющихся наружу бойниц в западной стене — той, что не выходила на озеро. Воздух в башне был затхлым и спертым, аромат трубки Колина отнюдь не освежал его. В наступающих сумерках становилось все труднее подниматься по неровным каменным ступеням.

— Но ведь, наверно, дядя Энгус не каждую ночь спал наверху, в башне?

— Почему? Каждую ночь, уже много лет. Ему нравился вид на озеро, и он говорил, что там чище воздух, хотя, по-моему, это ерунда. Раны Христовы! Что-то я не в форме!

— А в других комнатах кто-нибудь живет?

— Нет. Они заполнены всяким хламом, реликвиями дурацких экспериментов Энгуса, «как быстро и легко стать богатым и счастливым».

Колин остановился передохнуть и заглянул в окно. Выглянул и Алан. Последние лучи кроваво-красного заката тускло пробивались сквозь деревья. Высота, хотя и не была такой уж большой, казалась головокружительной.

Под ними бежала дорога на запад, в Инверари, до ущелья Шайра и дальше — туда, где теснина Эрея тремя широкими полосами спускалась к Далмелли среди крутых холмов, покрытых гниющим строевым лесом. Этот мертвый лес, объяснил Колин, — след бури, несколько лет назад пронесшейся над Аргайлширом. На юге, над верхушками сосен, виднелись обмытые дождем скаты четырех огромных башен замка Аргайл. Богата эта земля, давшая столько исторических имен, песен, преданий и суеверий…