Джон Карр - Капкан для призрака

— Твигг согласен со мной? — недоверчиво спросил Гарт.

— Да. Он записал себе в блокнот несколько слов из последней главы этого романа. Подожди, я попытаюсь процитировать. — Он быстро взмахнул рукой, чтобы сосредоточиться. — «Мне не повезло, — говорит истинная убийца, — однако могло повезти. Все зависит от того, как толковать закон. Вас не вправе обвинить в убийстве, если не могут установить, каким образом вы его совершили».

Гарт наклонил голову. Он не видел ни Марион, ни Винса, ни даже гипнотизирующих глаз Эббота. Так, значит, Твигг в конце концов загнал его в тупик и воспользовался для этого именно неудачной частью его собственной защиты.

— Ну так как? Есть в этой книге такие слова?

— Есть.

— Значит, теперь на стороне Твигга, возможно, также юридические критерии? А если это так, как ты собираешься противостоять обвинениям?

— Не знаю. — Гарт поднял глаза. — Бог мне свидетель, я все еще не знаю. Однако какой-нибудь способ я должен найти, найти до того, как станет слишком поздно.

Был прекрасный июньский вечер, и уже начинало смеркаться, когда поезд прибыл на вокзал Чаринг-Кросс. Дэвид Гарт вышел из здания вокзала и махнул рукой одному из новых автокэбов на стоянке.

Он снова окунулся в эту атмосферу: запах дегтя, выступающего после жаркого дня на деревянном настиле; последние лучи солнца, садящегося за Трафальгар-сквер; приглушенный шум уличного движения, нарушаемый лишь звяканьем колокольчиков двухколесных экипажей и редким «пуф-пуф-пуф» проезжающих автомобилей.

Правда, на этот раз настроение Гарта было совершенно не таким, как всего лишь четыре дня назад.

Сегодня был понедельник, 17 июня. Вслед за Гартом шел носильщик с тяжелым чемоданом и шляпной коробкой: Гарт привез багаж из «Оленя и перчатки». На сей раз он не был в смокинге. На нем была профессиональная униформа, цилиндр и сюртук. Униформа, в которой в тот день он принимал участие в предварительном разбирательстве в Фэрфилде.

Предварительное разбирательство. Да, конечно.

На мгновение в этом нереальном сумраке ему пришла в голову мысль, не появится ли снова перед ним инспектор Джордж Альфред Твигг. Очевидно, поэтому он немного прибавил шагу. Однако он видел все те же знакомые вещи: магазины на противоположной стороне Стрэнда, «Золотой крест», отель Морли, обращенный фасадом на Трафальгар-сквер.

Затарахтел мотор автокэба; шофер вдохнул в него жизнь, покрутив заводную ручку. Багаж Гарта был уложен рядом с сиденьем шофера.

— Харли-стрит, 316.

— Слушаю, сэр.

Он уселся на заднее сиденье кэба и на всем пути по улицам, теперь, когда уже поднялись занавесы в театрах, полупустым, пытался не думать. Несколько раз он дотронулся до сложенных листов бумаги, которые положил во внутренний нагрудный карман сюртука. Они не были отпечатаны на машинке; длинной ночью перед предварительным разбирательством Гарт успел написать их от руки. А в голове у него появлялись и исчезали обрывки различных мыслей.

На Аппер-Риджент-стрит, сразу за Пикадилли-Серкус, справа от Гарта промелькнули огни «Кафе Ройал». Он мысленно спросил себя, заседает ли там сейчас Эббот, в этом большом золотисто-синем зале, где за стеклянными витринами выпивают, сидя за столиками с мраморными столешницами, представители богемы.

Чуть дальше по Риджент-стрит, слева, перед зданием политехнического института стояли афишные стенды с рекламой нового французского кинематографического зрелища под названием «Большая погоня». Этот фильм стоит посмотреть, говорят люди; по чистой случайности начинается сумасшедшая погоня по улицам Парижа, которую можно было бы назвать жестокой, не будь она снята с хорошим юмором. Марион Боствик, однако, заявила, что лучше продаст душу дьяволу, чем заплатит целых четыре шиллинга за какие-то движущиеся картинки.

Да, конечно, Марион! Почему, собственно, Марион?

Ему не пришлось прогонять свои мысли, когда автокэб подъехал к его двери на Харли-стрит. Сумерки сменились темнотой. У тротуара стоял «даймлер» Винсента Боствика, с открывающимся верхом, мощностью 20 лошадиных сил, покрытый белым лаком, с красными колесами и зажженными передними фарами; за рулем автомобиля сидел шофер Винса.

Сам Винс стоял на тротуаре под уличным фонарем и нервно курил сигарету. Гарт еще не успел расплатиться с кэбменом, когда Винс бросился к нему.

— Ну дружище? Как прошло предварительное разбирательство?

— Мы еще успеем поговорить об этом, Винс.

Гарт открыл входную дверь, внес внутрь багаж и захлопнул дверь. Знакомый холл с белыми панелями и черно-белым кафельным полом, казалось, стал еще мрачнее, когда Гарт зажег свет.

— В газетах об этом ничего не было, — сказал Винс; сигарету он бросил на пол и затоптал ее. — Пойми…

В то время было очень модно надевать к смокингу и фраку белый жилет и белую бабочку. Винс, очевидно, поужинал в клубе, причем поужинал неплохо. Впрочем, он совершенно не был вялым или заторможенным, но действие вина проявлялось в том, что на висках у него выступили синие вены, а мелкие морщинки вокруг глаз стали глубже.

— Пойми, — продолжал он, — я не решился расспрашивать своего приятеля-журналиста. Пока неизвестно, что Марион и я каким-то образом связаны с этим делом. И я не могу допустить, чтобы на нас набросились жаждущие сенсаций газетенки. Так все-таки, как прошло предварительное разбирательство?

— Его отложили.

— А что это означает?

— Свидетельские показания дала только Бетти, которая официально опознала труп. По закону она обязана была это сделать как ближайшая родственница. Однако сразу после этого встал Твигг и попросил коронера отложить разбирательство. Других свидетельских показаний не было. Меня тоже не вызывали.

— Гм. Значит, твои заботы позади, так?

— Едва ли, — сдержанно ответил Гарт. — Это означает лишь, что Твигг выжидает с нанесением удара. А Бетти теперь исчезла. Впрочем, именно этого я от нее и ожидал.

— Бетти исчезла? Где она может быть?

— Я сам хотел бы это знать. Ее нет в домике и на Патни-Хилл. По крайней мере, там никто не подходит к телефону.

Гарт замолчал, его крепко сжатые губы превратились в узкую полоску. В высоком холле по-прежнему был включен лишь один светильник. В тишине, когда никто не говорил, на человека здесь все давило, а при разговоре звучало многократное эхо. Гарт энергично направился к комнатке в тыльной части дома, которую называли библиотечкой.