Уинстон Грэхем - Энджелл, Перл и Маленький Божок

Помолчав, Уилфред сказал:

— Я не мог бы вас избить. Разве я посмел бы вас изуродовать. Ведь я вас люблю. Разве… разве это не видно? — Он закрыл лицо руками и расплакался.

Зрелище было довольно смешным: огромный толстый человек средних лет всхлипывает, закрыв лицо ладонями. Однако смеяться было некому. Перл мгновение смотрела на него, но горечь отчаяния пересилила в ней презрение и жалость. Она бросилась вон, в гостиную, затем в переднюю, а оттуда вверх по лестнице в свою комнату. В комнате она недоуменно огляделась вокруг, силясь понять, что ее сюда привело. Затем вытащила из-под кровати старый чемодан. Открыла, принялась бросать в него вещи. Некоторые отбрасывала в сторону, потому что не привезла их с собой в этот дом. Она должна оставить тут всю массу накупленных красивых платьев, туфель, шляп, перчаток и шарфов. Она возьмет только то, что привезла сюда в июне прошлого года. Он может их продать и выручить за них сколько сумеет. Это поможет ему как-то возместить расходы. Да и в банке еще оставалось более четырех тысяч его денег; пусть тоже забирает. А она уедет сегодня же, сначала домой, а потом к Годфри. Она навестит его в больнице, а потом отправится в его комнату на Лавендер-Хилл, приберет ее, приведет в порядок, чтобы он вернулся в домашний уют. Первое время он будет нуждаться в уходе, пока не станет на ноги, пока не окрепнет, пока…

В дверях стоял Уилфред.

— Перл, что вы делаете?

— Собираюсь.

— Опомнитесь, не спешите.

Не слушая, она бросила в чемодан пару туфель.

— Говорю вам, не спешите, вы не имеете права меня вот так бросать.

— А вы не имеете права меня задерживать.

— Вы моя жена. Это ведь что-нибудь да значит.

— Ничего не значит. Больше ничего не значит.

Его лицо было все в пятнах, хуже, чем у нее, все в розовых и белых следах, будто он слишком сильно намял его.

— Куда вы собираетесь в такую тьму?

— В гостиницу. Это лучше, чем ехать домой, поднять всех на ноги.

— Останьтесь до утра. Какая разница.

— Для меня большая.

Он вошел в комнату и сел на кровать. Он выглядел наказанным ребенком. От прежней воинственности не осталось и следа.

— Не покидайте меня, Перл.

— Оставьте меня в покое!

— Это был честный бой. Его победили в честном бою. Все это пустяки. Он скоро поправится.

— Его свели не с тем боксером, и вы каким-то образом сумели это устроить!

— Прошу вас, не уходите. Умоляю вас.

— Вам следовало об этом думать раньше.

— Но разве вы безгрешны? Скажите мне — разве вы считаете себя безгрешной?

— Конечно, нет! Конечно, я не безгрешна. Я говорила, тут есть и моя вина. Только я не такая низкая, чтобы подстраивать чью-то гибель. Я не… — Она хотела сказать, что не действовала исподтишка, но есть ли разница, по крайней мере внешняя, между его и ее поведением? Встречи тайком в их спальне…

Уилфред вытащил из кармана платок и вытер лицо.

— Вы — вы любите этого человека?

— Да! — Любила ли она его? Было ли любовью то чувство, которое она испытывала к Годфри, или просто смесь влечения и похоти?

— А меня вы не любите?

— Нет!

— Но вы моя жена, Перл. Мы с вами муж и жена, Перл. Мы с вами муж и жена. — Его юридический ум цеплялся за оговорку, словно утопающий за соломинку.

— Что ж, теперь этому конец.

— Подождите до утра. Вы утомились, устали, замерзли. Ложитесь спать.

Она посмотрела на него. Его лицо было по-прежнему в пятнах, заплаканное, как у ребенка. Ну, а лицо Годфри? В те последние секунды, до того, как вмешался рефери, оно превратилось в кровавую маску.

Уилфред спросил:

— Что вы в нем находите?

— Я уже говорила. Он мужчина…

— Он животное, только и всего. И это отвечает вашим низким инстинктам.

— И вы еще смеете говорить о низких инстинктах!

Он сидел измотанный бурей чувств, полуобвиняющий и полуоправдывающийся.

— Вы мне больше нужны, Перл, чем ему, даже если он и получил незначительные повреждения. У него будет еще много женщин. А вы у меня одна. Если я в чем-то и провинился, вел себя неэтично… Но ведь и вы тоже виноваты. У меня больше никого нет, Перл. Теперь я знаю, что не смогу без вас жить.

Она закрыла крышку чемодана.

— А зачем вам жить? — спросила она.

При этом жесточайшем изо всех ударов Уилфред снова закрыл лицо руками.

— О, Перл, Перл…

Она подошла к шкафу, вытащила оттуда, из кучи новых и модных, свое старое пальто и бросила его в чемодан. Она еле держалась на ногах, превозмогая слабость, и изо всех сил разжигала свой гнев, чтобы заставить себя уйти немедленно. Она все время напоминала себе о бое, чтобы не дать утихнуть ярости, это действовало как укол адреналина.

Когда она проходила мимо, Уилфред схватил ее за руку.

— Перл, не покидайте меня. Вы обещали…

Она выдернула руку.

— Что обещала?

Он сказал:

— Наверное, я полюбил вас еще тогда, в самолете. Я обманывал себя, выдумывая всякие причины, отчего мне надо на вас жениться, лишь бы не признаваться в этом. За последние два месяца я все понял. Я полюбил вас, только поэтому я на вас и женился, только поэтому и решился на сегодняшнее. Только поэтому, даже теперь, зная о вашей неверности, я прошу вас остаться.

Ее охватило оцепенение. Она не двигалась с места.

— Мне жаль, — сказала она.

Он продолжал:

— Брак — это своего рода сделка. В радости и в горе. Если я вас сегодня обидел, вспомните, у нас были и хорошие времена, у нас была дружба. У нас была радость… Не отрицайте. У нас было много общего — вам небезразличны земные радости, вы любите хорошее вино, хорошие духи, утонченную жизнь, красивую одежду, умную беседу и многое другое. Неужели вы хотите всего этого лишиться?

— Да, хочу.

Он продолжал уговаривать, умолять, вновь взял ее за руку и не отпускал, хотя она пыталась высвободиться. В конце концов она вырвала ее, чуть не упав.

— Неужели вы не понимаете? — воскликнула она. — Ну хотя бы чуточку! После сегодняшнего… — Она расплакалась.

Некоторое время разговор не возобновлялся. Она плакала молча, горько, с ужасом сознавая, что не может остановиться. Он сидел на кровати, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, закрыв лицо руками, растрепанные волосы упали на руки. Перл пыталась собрать остатки своих вещей, но вяло, словно каждое движение стоило ей неимоверных усилий. Наконец, уложив все, она направилась к двери. Он упал на колени и вновь схватил ее за руку, говоря что-то бессвязное, бормоча ласковые слова, впервые за всю его размеренную, сдержанную, разумную жизнь. Неловкие болезненные мгновения, которые так и запечатлелись в памяти Перл, как нечто смутное, слова, позы, ясные в своем значении, но нечеткие в подробностях, словно в качестве самозащиты она сознательно избрала оптический обман. На какой-то стадии она обнаружила, что сидит с ним рядом на кровати и соглашается остаться до утра.