Сэйте Мацумото - Флаг в тумане

Абэ считал, что Кирико и без его объяснений понимает причины, по которым адвокат не рассказал ему о своем открытии.

Кирико наклонила голову и задумалась. Она будто окаменела, уставившись на кофейную чашку.

Абэ вспомнил, как нынешней весной Кирико в кафе не захотела даже разговаривать с ним. Теперь она снова на его глазах ожесточилась против кого-то, ожесточилась еще сильнее. Он даже немного побаивался ее.

Оцука вышел из купальни. Тело его, еще в капельках воды, порозовело. Не надевая теплого кимоно на вате, а просто в легком юката [42] Юката — тонкое домашнее кимоно. он подошел к окну. За окном в вечернем сумраке виднелся горный пейзаж Хаконэ. Отель, где он остановился, стоял на высоком месте, откуда внизу, в долине, виднелись огоньки рёкан — гостиниц в японском стиле. Огоньки эти мерцали в тумане. У подножия гор напротив тоже клубился туман. Мощные стволы криптомерий подернулись белой дымкой.

Туман становился все гуще. Наблюдая за этой картиной, Оцука вспомнил, как ему говорили, что туман «шипит». «Правда ли это?» — подумал Оцука. По извилистой дороге, спускающейся в долину, вверх и вниз, сверкая огнями фар, ползли машины.

Из купальни донесся плеск воды. Он понял, что сейчас выйдет Митико. Оцука все еще продолжал любоваться пейзажем, когда послышался шорох раздвижной перегородки.

— Смотри простудишься, — раздался позади голос Митико.

Оцука обернулся — Митико с раскрасневшимся лицом стояла рядом. В руках она держала теплое кимоно для Оцука, которое и надела на него.

— На что ты смотришь?

— На туман, — коротко ответил Оцука. — Приходилось ли тебе слышать, что туман «шипит»?

— Хм-м, — Митико задумалась, усаживаясь перед трехстворчатым зеркалом, — не приходилось. А разве туман может «шипеть»?

Оцука промолчал. Прикурив сигарету, он уселся в плетеное кресло И, лишь усевшись, почувствовал усталость от игры в гольф. Он невольно вздохнул, и Митико, подкрашивая губы, спросила:

— Устал?

— Устал, — Оцука протянул руку и стряхнул пепел.

— Ах, — коротко выдохнула Митико, — не говори так. Сегодня ты был в ударе.

— И тем не менее возраст сказывается, — засмеялся Оцука, — я быстро устаю.

— Но вот принял ванну, и усталость почти сняло.

— Когда человек не молод, усталость проходит не сразу. Тебе это еще незнакомо.

Оцука сбоку посматривал на прихорашивающуюся Митико. Кожа на ее шее, умащенная кремом, чуть поблескивала.

— Не пойму, что ты все о старости да о старости, — выпятив губки, Митико накрасила их и засмеялась. — Проиграл сегодня! — Она повернула к нему пахнущее косметикой лицо. Разговор о гольфе забавлял Митико.

— Ну да, сразу после того, как дал тебе фору.

— Какой-то ты сегодня странный, — искоса посмотрела на него Митико. — Мне мешал ветер. А то бы я тебе показала.

— Поиграешь с мое, так будешь учитывать и скорость ветра, и направление, — рассмеялся Оцука, а Митико тем временем подошла и села в кресло напротив, но, внезапно обратив внимание на босые ноги Оцука, воскликнула: — Ногти отросли! — и кинулась к своему саквояжу.

Ее стройная фигурка хорошо смотрелась и в гостиничном кимоно. Присев на корточки у ног Оцука, Митико расстелила бумагу и принялась стричь ногти.

— После купанья ногти мягкие, — пробормотала Митико. Оцука смотрел на ее распущенные волосы, еще влажные и сверкающие после ванны, возле мочек ушей они даже прилипли к коже.

Оцука снова глянул в окно. Сумерки сгущались, и сверкание огоньков в долине становилось все ярче.

— Надо бы хоть чего-нибудь поесть, я проголодался, — сказал Оцука.

— Я тоже, — отозвалась Митико. Она продолжала работу. На листке тонкой бумаги скопилась кучка остриженных ногтей.

— Чтобы спуститься в ресторан, надо переодеться в европейскую одежду. Это хлопотно, — нерешительно сказал Оцука.

— Закажи ужин в номер, — посоветовала Митико.

— Нет, пойдем в ресторан, — настоял Оцука. — В таком отеле все-таки лучше ужинать в ресторане.

— Ты предлагаешь спуститься? — удивилась Митико. По прошлому опыту — им случалось и прежде останавливаться в гостиницах — она знала, что Оцука неохотно выходил из номера.

Оцука встал, и Митико помогла ему облачиться в европейский костюм. Затем оделась сама.

В этом первоклассном отеле был роскошный ресторан. За окнами уже стемнело, а здесь все сверкало огнями. Было самое время ужина. Официант с трудом разыскал им столик. Митико просмотрела меню и сделала заказ. Оцука, чтобы не ломать себе голову, заказал то же, что и Митико.

По соседству сидели иностранцы, они шумно переговаривались и смеялись.

Митико посмотрела на Оцука.

— Когда ты завтра возвращаешься в Токио?

— Та-ак, — Оцука задумался, — хорошо бы вернуться к полудню.

— Славно, — сказала Митико, — значит, можно не торопиться.

Молодая женщина как бы невзначай поглядывала на расположившихся рядом иностранцев. Лицо ее казалось особенно прелестным в ярких огнях ресторана. Она обращала на себя внимание даже в гуще толпы на Гиндза. К тому же в этот вечер Митико ощущала прилив бодрости. Наконец-то она вырвалась из Токио. Может, именно поэтому ее охватила обычно несвойственная ей словоохотливость. Она неустанно щебетала о чем-то, ее красивые губы все время шевелились.

Именно тогда это и произошло. Один из официантов неслышно подошел к Митико и, наклонившись над ее ухом, что-то прошептал. Митико остолбенела. Рука, державшая вилку, замерла на мгновение. Впрочем, Митико тут же кивнула и отпустила официанта.

— Что случилось? — спросил ее Оцука, сидевший прямо напротив.

— Приехал человек из моего ресторана, — ровным голосом ответила Митико.

— Человек из твоего ресторана? — тоже удивился Оцука. — Из Токио?

— Видимо, так. Досадно… так неожиданно, — Митико нахмурила брови.

— Наверно, какое-то срочное дело. Лучше пойти сразу.

— Да, — Митико встала, отодвинула стул. Выход был за спиной Оцука. Он решил, что Митико вышла в вестибюль, и какое-то время продолжал ужинать, затем вдруг обернулся. Митико стояла у выхода, возле роскошного панно, и разговаривала с каким-то молодым человеком, высокого роста, лет двадцати четырех — двадцати пяти. Он что-то тихо говорил Митико, выражение лица у него было серьезное, сосредоточенное. Лица Митико не было видно, но в фигуре ее чувствовалась какая-то напряженность.

Вдруг молодой человек посмотрел в сторону Оцука. Глаза их встретились, и он вежливо поклонился адвокату.

Молодой человек и Митико перебросились еще двумя-тремя словами, затем он подошел к Оцука и снова поклонился.

Оцука тоже приподнялся, сняв с груди салфетку. Подошла Митико и представила молодого человека.

— Это наш метрдотель, Сугиура.