Жорж Сименон - Безбилетный пассажир

Для них эти подробности имели какой-то особый смысл, недоступный Оуэну и вызывавший у них приступы смеха.

— Мы вам объясним, майор… Вы пока не в курсе… Еще немного, и вы станете своим на Таити…

Ему пришлось несколько раз выпить с ними. Затем он отправился обедать к себе в отель. Альфред Мужен еще не вернулся, и он поднялся отдохнуть у себя в номере.

Он задремал, и его не покидали неприятные ощущения, напоминавшие о ночном сне. Сейчас это уже походило не на сон, а скорее на недомогание.

Сначала он испытал какое-то новое для себя чувство — смутную тоску при мысли о том, что находится так далеко от дома, это он-то, путешествовавший всю свою жизнь, изъездивший все континенты… Таити расположен не дальше от Лондона, чем Бомбей, Калькутта, Шанхай, но однако ему казалось, что теперь он никогда больше не увидит Трафальгар-сквер.

Он был на острове всего сутки, но уже пресытился всем, что его окружало. Темная зелень с вкрапленными в нее огромными яркими цветами, красноватая почва, вода лагуны цвета опала, запахи, звуки — все это обволакивало его, как густая, теплая масса, в которой он увязал.

Он вспоминал слова доктора, обрывки фраз, взгляды. Особенно взгляды. Ведь Бенедикт не был таким простаком, каким хотел казаться. Порою его взгляд становился проницательным — взгляд врача, ставящего диагноз.

Наверное, он уже вынес приговор и майору.

«Созрел ли он?» — спрашивал его взгляд.

Он видел многих других, сошедших на берег, — тоже в безупречных костюмах, тоже с уверенной поступью, — а что стало с этими людьми? Их постигла та же участь, что и самого доктора.

Но к Оуэну это не имело отношения. Ему было нечего делать на Таити. Он здесь проездом. Точнее, ему предстояло выполнить небольшое дело. Все уже было бы позади, не приди Ренэ Марешалю идиотская мысль прогуляться на шхуне по архипелагу.

А потом Лондон. Навсегда. Он соскучился по Лондону, разумеется, по площади Пикадилли, по Трафальгар-сквер, по двухэтажным автобусам, по ресторанчикам в Сохо, по клубам с мягкими кожаными креслами, куда можно погрузиться и просидеть так по многу часов подряд, читая «Таймс», с сигарой в зубах, со стаканом виски на расстоянии вытянутой руки.

Лондон и изредка Лазурный берег, когда желтый туман становится слишком плотным.

Он машинально прислушивался к шуму отеля, города… Через несколько дней каждый из этих звуков будет ему понятен. Для чего? Ему это было не нужно.

Допустим, он ждет Ренэ Марешаля. Впрочем, как бы то ни было, никаких кораблей нет, и иначе действовать он не может. Они сели бы на борт «Арамиса», когда тот придет с Новых Гебридских островов с очередной порцией чиновников, жандармов, учителей и миссионеров.

В дверь постучали. Он вздрогнул. Ему показалось, что он вернулся откуда-то издалека. А может быть, он действительно спал?

— Что такое?

— Вас к телефону…

Разумеется, в номерах телефонов не было. Ему пришлось одеться, причесаться. Ему показали, где стоит телефон — возле щитка с ключами на стойке.

— Алло… Это вы, сэр?

Голос Мак-Лина.

— Вас по-прежнему интересует радист?

— А в чем дело?

— Я знаю, где он… С молодой особой… Оказалось, что это молодая, хорошенькая женщина… Если вы днем зайдете ко мне, я расскажу вам подробности.

Он поднялся к себе в номер, чтобы завершить туалет, и снова испытал то же неприятное ощущение — когда знаешь, что совершаешь промах, но не можешь ничего изменить.

Позднее он остановил машину напротив «Английского бара». Кругом затишье. В баре — ни души, только старый жокей сидел на стуле позади стойки, где он дремал вот так часами и откуда выскакивал при виде клиентов, как чертик из коробочки.

— Я вам говорил, сэр… Здесь новости разносятся быстро… Во всяком случае, среди местных жителей… Вы тоже научитесь узнавать их…

Он тоже? Это походило на заговор. Все были уверены, что он проведет остаток своих дней на Таити.

— Они осведомлены, куда, например, мы ходим… Кстати, не только из любопытства… Это для них развлечение: наблюдать за нами, а потом сплетничать между собой на наш счет… Я мог бы рассказать вам, как вы провели эту ночь… Знаю также, что Матайа приходил в отель в ваше отсутствие… Он не хотел наносить вам визит, просто решил собрать кое-какие сведения о вас… Теперь он спокоен, и вы встретитесь с ним только перед отъездом, если будете уезжать…

— Еще виски, сэр?

Себе он налил стакан мятной наливки.

— Как я и думал, наши беглецы взяли такси. Вы, наверное, разминулись с ними, потому что они сошли с корабля вчера примерно в восемь часов, когда вы поднимались на борт.

Они попросили шофера отвезти их как можно дальше и подыскать им комнату.

У шофера есть сестра, Мамма Руа, она живет на полуострове… Туда на хорошей скорости можно добраться не меньше, чем за два часа…

У сестры полдюжины детей. Муж работает в управлении мостов и дорог. У них хижина в глубине сада, и изредка они ее сдают… Как-то года два назад у них несколько месяцев жил на пансионе один писатель.

Шофер вернулся только сегодня утром и ничего не сказал… Недавно я отправил Кекелу за новостями… Поскольку корабль уже ушел, шофер развязал язык… Вы поедете туда, сэр?

Неужели Оуэн производил впечатление человека, который так интересуется историей безбилетной пассажирки и радиста?

— Могу дать вам Кекелу в провожатые…

Самое удивительное, что он, не раздумывая, согласился.

— Ты поедешь с этим господином, Кекела… Кажется, ты тоже дальний родственник Мамма Руа, верно? Они все здесь родственники… Советую заправиться, потому что по дороге негде…

Парень, широко улыбаясь, уселся рядом с ним. Машина выехала из города. Дорога то тянулась вдоль лагуны, окаймленной кокосовыми пальмами, то углублялась в заросли. Мелькали хижины, изредка попадались светлые пятна — коровы на выгоне.

В воздухе и освещении по-прежнему таилось что-то удивительное, ни разу доселе не встречавшееся майору, все окружающие предметы, казалось, были взяты в драгоценную оправу.

Шли женщины с загорелыми ногами, по двое или по трое, босиком, одетые в хлопчатобумажные платья. У некоторых они были красные, у других — в синий или зеленый горошек.

Иногда дорогу пересекал ручей и исчезал в лагуне. Женщины задерживались, чтобы освежиться, и садились прямо в платьях в блестящую на солнце воду. Они смеялись, завидев машину. Все они смеялись одинаково — певучим грудным смехом.

Деревня. Деревянная церковь, белая с красной кровлей и тонким шпилем, взметнувшимся в небо. Школа, тоже деревянная, на сваях, как и большинство домов на острове, в открытых окнах видны два десятка детских лиц.

Они пересекли восемь или десять деревень и, когда подъехали к лагуне, увидели пироги, медленно отходившие от берега. На корме стоял голый мужчина с гарпуном в руке, готовый погрузить его в воду.