Дороти Сэйерс - Рассказы о лорде Питере

Любопытство мое настолько разгорелось, что через два дня я направился к Лодеру.

Он, казалось, был рад меня видеть и целиком находился в предвкушении поездки. Я снова спросил его о маршруте, и он совершенно определенно сказал, что едет через Париж.

— Что ж, только и всего, и дело на том и кончилось, а мы заговорили о другом. Он поведал мне, что к нему еще до отъезда прибудет погостить мистер Варден и что он надеется упросить его позировать. Он добавил, что никогда еще не видел человека, столь совершенного сложения. «Я хотел и раньше просить его об этом, — но тут разразилась война, он уехал, вступил в армию, и мы так и не смогли начать».

Все это время он как раз валялся на этой мерзкой лежанке, и взглянув на него, я уловил столь неприятный блеск у него в глазах, что меня это просто перевернуло. Он поглаживал и похлопывал фигуру по шее и ухмылялся, поглядывая на нее.

— Надеюсь, вы ничего не собираетесь делать в технике напыления? — спросил я.

— Что ж, — заметил он. — Я подумывал сделать что-то вроде пары к этой — знаете ли, «Спящий атлет» или что-нибудь такое.

— Лучше его отлить, — посоветовал я. — Для чего вы накладываете покрытие таким толстым слоем? Это уничтожает мелкие детали.

Замечание мое его раздосадовало. Он никогда не любил слушать какой-либо критики собственных произведений.

— Это был эксперимент, — пояснил он. — Следующая попытка будет шедевром. Вот увидите.

Как раз в этот момент вошел дворецкий и спросил, готовить ли мне постель, поскольку ночь выдалась ненастная. Мы, собственно, не слишком следили за погодой, хотя, когда я выехал из Нью-Йорка, все выглядело угрожающе. А тут мы выглянули и увидели, что снаружи льет как из ведра. Я бы не пострадал, явись я накануне не в открытом спортивном лимузине, к тому же без пальто. Теперь же перспектива проделать пять миль в такой ливень была не из приятных. Лодер упрашивал остаться, и я согласился.

Я чувствовал себя несколько утомленным и потому сразу пошел спать. Лодер заявил, что поработает немного в студии, и я видел, как он двинулся прочь по коридору.

Вы запретили мне упоминать о Провидении, поэтому я только скажу, как о факте весьма примечательном, что я проснулся в два ночи, обнаружив, что лежу в луже воды. Слуга засунул в постель грелку, из-за того, что прежде кровать стояла необогретой — и дрянная штука эта откупорилась сама собой. Минут десять я провел в мокром кошмаре, потом собрался с духом, намереваясь разобраться, в чем дело. Безнадежно: простыни, одеяла, матрас — промокло все. Я поглядел на кресло, и меня осенило. Я вспомнил, что в студии стоит прекрасный диван с большим кожаным ковром и грудой подушек. Отчего бы не окончить сон там? Я захватил небольшой электрический фонарик, который всегда меня сопровождает, и отправился.

Студия была пуста, так что я предположил, будто Лодер все закончил и отбыл на боковую. Диван стоял на месте, а ковер частично свисал с него, так что я забрался под него и приготовился заснуть.

Я уже чудесным образом засыпал, когда услыхал шаги — не в коридоре, но явно в другом конце комнаты. Я удивился, поскольку не знал, что в том направлении есть выход. Я лежал тихо и вскоре увидел полоску света, на месте шкафа, в котором Лодер держал свои инструменты и прочее снаряжение. Полоска расширилась, и вошел Лодер с электрическим фонарем в руке. Бесшумно затворив за собой шкаф, он прошел через студию. Остановился перед мольбертом и раскутал его; мне он был виден сквозь дыру в занавеске. Он постоял так некоторое время, глядя на мольберт, а потом издал один из самых отвратных булькающих смешков, какие я имел удовольствие слышать. Если до этого я мог сколь-нибудь серьезно подумать о том, чтоб объявить о собственном невольном присутствии, то после этого отбросил всякую мысль. Тут он вновь прикрыл мольберт и вышел через ту дверь, в которую вошел я.

Я выждал, пока не уверился в том, что его нет, потом поднялся — добавлю, чрезвычайно тихо. На цыпочках прошел к мольберту, поглядеть, что за поразительное произведение искусства скрывается под холстиной. Я сразу же понял, что передо мной — замысел фигуры «Спящего атлета», и по мере того, как я вглядывался в него, ощущал, как внутрь закрадывается что-то вроде ужасающей уверенности. Это ощущение словно бы начиналось где-то глубоко внутри и поднималось вверх, до корней волос.

У нас в семействе считают, будто я слишком любопытен. Могу только сказать — ничто на свете не удержало бы меня от попытки заглянуть в шкаф. С предчувствием того, что сейчас нечто фантастически злобное выпрыгнет на меня (все же я был несколько взволнован, да и время было глухое) — я героически взялся за ручку двери.

К моему удивлению, там было даже не заперто. Шкаф открылся сразу, обнаружив ряд совершенно новеньких, аккуратно расставленных полок, на которых не было ничего, что могло бы привлечь внимание.

Кровь у меня, знаете ли, к этому времени разгорелась, так что я поискал рядом пружину защелки, которая, как я и предполагал, обнаружилась довольно быстро. Задняя стенка шкафа бесшумно открылась, и я оказался наверху узкого ступенчатого пролета.

У меня достало здравого смысла остановиться и проверить, можно ли отпереть дверь снаружи, прежде чем я двинулся дальше, а еще — я захватил добрый увесистый пестик, который нашел на полках — как оружие на всякий случай. Потом закрыл дверь и стал спускаться с легкостью эльфа вниз по приятной старой лестнице.

Внизу обнаружилась еще одна дверь, но секрет ее я открыл без всякого труда. Испытывая большое возбуждение, я дерзко распахнул ее, держа пестик наготове.

Комната, однако, выглядела пустой. Фонарь уловил блеск какой-то жидкости — а потом я нашел выключатель.

Я увидел довольно вместительную квадратную комнату, оборудованную под мастерскую. Справа на стене был большой рубильник, под ним скамья. С центра потолка свисал большой фонарь, освещавший стеклянную ванну, полных семь футов длиной на три шириной. Я выключил фонарь и заглянул в ванну. Она была наполнена темной коричневой жидкостью, в которой я распознал обычный раствор цианида и сульфата меди, применяемый при окислении медью.

Над ней сверху свисали электроды с пустыми крюками, но в одном углу стояла полураспечатанная упаковка и, отогнув край, я увидел ряды медных анодов — достаточно, чтобы нанести, покрытие в сантиметр толщиной на скульптуру натуральной величины. Стоял и ящик меньшего размера, забитый гвоздями; по виду и весу я догадался, что он содержит серебро для завершения всего процесса. Я искал и еще кое-что — и вскоре нашел: значительное количество заготовленного графита и большой кувшин лака.

Конечно, во всем этом не было ничего такого, что можно было бы счесть противозаконным. Ничто не могло препятствовать Лодеру создать гипсовую фигуру, а затем посеребрить ее, если б ему это вздумалось. Но тут я нашел нечто такое, что не могло попасть сюда законным путем.