Дороти Сэйерс - Рассказы о лорде Питере

Подойдя к церкви, мировой судья и его гость увидели небольшую толпу, в которой заметно выделялся викарий в сутане и биретте [53] Биретта — головной убор католических и пресвитерианских священников и духовных лиц. , сильно жестикулирующий, и местный полицейский в косо застегнутом мундире. У него в ногах путалась деревенская малышня, что явно ущемляло его чувство собственного достоинства. Он как раз заканчивал снимать показания с двух потерпевших, освобожденных из котельной. Младший из них, молодой человек лет двадцати пяти, с самонадеянным, дерзким выражением лица, уже заводил свой мотоцикл. Он вежливо поздоровался с мистером Фробишер-Пимом:

— Боюсь, мы выглядим довольно глупо. Я вам не нужен? Тогда я отправляюсь в Херритинг. Мистеру Грэхему не понравится, если я опоздаю в контору. Думаю, это шутки каких-то деревенских весельчаков.

Он усмехнулся, выжал полную скорость и исчез в большом облаке едкого дыма, что заставило чихнуть мистера Фробишер-Пима.

Его товарищ по несчастью, большой, толстый мужчина, по виду — беспутный завсегдатай баров, чем он и был на самом деле, неуверенно улыбнулся судье.

— Ну, Хаббард, — сказал последний, — надеюсь, это происшествие пришлось вам по вкусу. Должен заметить, я удивлен: как человек вашей комплекции позволил запихнуть себя в угольную дыру, словно нашкодивший мальчишка.

— Я и сам удивляюсь, сэр, — сказал не без юмора сборщик налогов. — Когда это одеяло оказалось у меня на голове, я был самым удивленным человеком во всем графстве. Хотя, мне помнится, я все-таки дал ему раз-другой по ногам, — добавил он с довольным смешком.

— А сколько же все-таки их было? — спросил Уимзи.

— Мне кажется, трое или четверо, сэр. Но видеть я их не видел и могу судить только по их разговорам. Двое моего возраста, я в этом почти уверен, хотя молодой Ролинсон думает, что там был один парень его возраста, но на редкость сильный.

— Нужно во что бы то ни стало узнать, кто это сделал! — взволнованно сказал викарий. — Ах, мистер Фробишер-Пим, вы только взгляните, что они натворили. Я считаю, это — антикатолический выпад.

Он открыл шествие. Кто-то зажег в темном мрачном алтаре два или три висячих светильника. При их свете Уимзи удалось рассмотреть, что на аналое в форме орла красовался огромный красно-бело-голубой бант и лежал большой рекламный плакат, украденный, очевидно, из редакции местной газеты: «Ватикан запрещает нескромную одежду». На хорах на каждом сиденье восседал плюшевый медвежонок, толстый и дружелюбный, погруженный в чтение перевернутого вверх ногами молитвенника, а на подставке перед ним лежал аккуратно разложенный номер газеты «Краснобай». На переднюю лапу медвежонка, застывшего в позе проповедника, была надета, как в пантомиме, голова осла, облаченная в пеньюар и украшенная изящным нимбом из золотой бумаги.

— Какое бесстыдство! — сказал викарий.

— Вы правы, Хэнкок, — откликнулся мистер Фробишер-Пим. — Но должен сказать, за это вам следует благодарить самого себя, хотя я, безусловно, согласен, что такого рода вещи совершенно недопустимы и осквернители должны быть найдены и строго наказаны. Но вы не можете не видеть, что многое в вашей деятельности кажется людям в лучшем случае папистской чепухой, хотя это, конечно, не оправдание...

Его укоряющий голос продолжал звучать все так же монотонно:

— ...и я действительно могу рассматривать это святотатственное дело со старым Бердоком, человеком, чья жизнь...

Полицейскому к этому времени удалось оттеснить деревенскую свиту, и теперь он стоял позади лорда Питера у входа в алтарь.

— Это не вы были сегодня ночью на дороге, сэр? Мне показалось, я узнал ваш голос. Вы нормально добрались до дома, сэр? Ничего не встретили?

В тоне, каким был задан этот вопрос, казалось, прозвучало нечто большее, чем праздное любопытство. Уимзи быстро обернулся.

— Нет, ничего не встретил... больше. Послушайте, сержант, кто по ночам правит в этой деревне каретой с белыми лошадьми?

— Еще не сержант, сэр, и пока не жду повышения. А про белых лошадей, сэр, точно сказать не могу. У мистера Мортимера, по ту сторону Эбботс Болтон, есть несколько прекрасных серых. Он лучший коневод в этих краях, но, понимаете, он не стал бы разъезжать на них в такой дождь, не правда ли, сэр?

— Да, это было бы неразумно.

— К тому же, сэр, — констебль низко наклонился к Уимзи и прошептал ему на ухо, — у мистера Мортимера есть голова на плечах, и, самое главное, у его лошадей тоже.

— Пожалуй, верно, — сказал Уимзи, несколько пораженный уместностью этого замечания. — А вам приходилось когда-нибудь видеть лошадь без головы?

— Нет, сэр, — с особой выразительностью сказал полисмен, — ни одной живой лошади без головы я не видел. Такое, как говорится, ни в какие ворота не лезет. А что касается этого церковного дела, то тут всего-навсего проделки мальчишек. Они не хотели причинить никакого вреда, сэр; просто немного позабавились, вот и все. Викарий очень хорошо говорит, сэр, но и слепому видно, что это не кенситисты и никто из таких, как они.

— Я и сам пришел к такому же заключению. — Разговор явно заинтересовал Уимзи, — но мне хотелось бы знать, что привело вас к этому выводу?

— Благослови вас Бог, сэр, но это же ясно, как Божий день! Те парни набросились бы на кресты, на статуи святых, на подсвечники и на — что вон там такое? (Он протянул толстый палец в сторону дарохранительницы.) А эти и пальцем не дотронулись до тех вещей, которые называют священными, и не причинили никакого вреда алтарю. Поэтому я и говорю, что это не «выпад», а больше смахивает на шутку. И с трупом мистера Бердока — видите, сэр, — они тоже обошлись уважительно. Значит, в глубине души они ничего плохого не хотели, понимаете?

— Совершенно с вами согласен, — сказал Уимзи. — Действительно, они проявили особую заботу, чтобы не коснуться ничего, что считается священным для верующего. Сколько вы уже служите, констебль?

— В феврале будет три года, сэр.

— Вам не приходила в голову мысль перебраться в город или открыть собственное дело?

— Хорошо бы, сэр, но ведь это не то, что как только захочешь, сразу и получишь.

Уимзи вынул из записной книжки визитную карточку.

— Когда вы что-нибудь надумаете, — сказал он, — передайте эту карточку главному инспектору Паркеру. Скажите ему, я думаю, что здесь у вас нет возможностей. Он мой хороший друг, и я уверен, он даст вам шанс.

— Я слышал о вас, милорд, — сказал довольный констебль. — Очень милостиво со стороны вашей светлости. Ну а теперь, я думаю, мне пора идти. Предоставьте это дело нам, мистер Фробишер-Пим, сэр; мы здесь до всего докопаемся.

— Надеюсь, — сказал мировой судья. — Между прочим, мистер Хэнкок, я полагаю, вы откажетесь теперь от неразумной идеи держать двери церкви открытыми по ночам. Ну, идемте, Уимзи; дадим им возможность приготовить церковь к похоронам. Что вы там нашли?