Майк Эшли - Новые приключения Шерлока Холмса (сборник)

Узнал Симеонова господин Леонтиклес. Он был в Фессалии, когда полковник Юсуфоглу служил там заместителем губернатора, и они оба имели отношение к подавлению мятежей, спровоцированных VMRO. Как только он опознал в Симеонове одного из преступников, которые были приговорены к смертной казни, но сумели сбежать, он сказал об этом полковнику Юсуфоглу.

Теперь мы подходим к вопросу о том, почему граф Балинский рассказал Симеонову о том, что его узнали. Граф, как всем нам известно, желает разжечь новую русско-турецкую войну, которая, как он полагает, пойдет России на пользу. Граф прекрасно понимал: если он расскажет Симеонову, что греческому консулу известно о его прошлом, тот постарается расправиться с господином Леонтиклесом. Если грека убьют в доме лорда Эверсдена, подозрение неизбежно падет на турок. Если убьют Симеонова, подозрение опять-таки падет на них. В любом случае граф мог использовать инцидент для того, чтобы убедить царя объявить войну султану. План был беспроигрышный. Граф ждал на первом этаже у двери в библиотеку, намереваясь броситься наверх, когда появится кто-то другой (это оказался барон Нопчка), чтобы обеспечить себе алиби.

У господина Леонтиклеса был с собой револьвер. Услышав, что Симеонов крадется за ним, он выстрелил первым и кинулся в другой конец коридора, чтобы на время спрятать свое оружие за большим креслом в углу. Не сомневаюсь, что позже он избавился от него окончательно. Полковник услышал выстрел и выбежал из своей комнаты. Быть может, он видел, как господин Леонтиклес прячет револьвер, но затем он склонился над умирающим – возможно, чтобы услышать его последние слова. Вчера, когда я разговаривал с полковником, он практически признался в том, что знает: Симеонова убил господин Леонтиклес. Я спросил, известно ли ему, кто убил Симеонова, и он не ответил “нет”, но сказал: “Я не был свидетелем выстрела, так откуда же мне знать, кто его совершил?” То, что полковник избегал произносить слово “убийство”, тоже говорило о многом. – Холмс повернулся к греческому консулу: – Представляется ли вам такое объяснение правдоподобным, господин Леонтиклес?

Несколько секунд грек сидел молча с напряженным выражением на лице. Наконец он проговорил:

– Да, мистер Холмс, вполне. Вы, однако, не объяснили значение последних слов умирающего, хотя я не сомневаюсь, что оно вам также известно.

– Вы правы, известно. Умирающему человеку, которому каждый вдох дается с трудом, непросто произнести слово, в котором много гласных. Столица Фессалии – город Салоники, и мятежи, о которых шла речь, получили название салоникского инцидента. Думаю, перед смертью Симеонов узнал полковника Юсуфоглу и пытался сказать ему, что помнит его с тех времен.

В гостиной воцарилось напряженное молчание. Некоторое время спустя лорд Эверсден заговорил, обращаясь ко всем собравшимся:

– Завтра я попрошу аудиенции у его величества короля, чтобы получить высочайшее одобрение приказа о высылке дипломата. Кроме того, я попрошу его величество обратиться к правительству Российской империи с предложением назначить нового посла при Сент-Джеймсском дворе, поскольку этот пост в настоящее время вакантен.

Балинский сидел совершенно неподвижно, только в глазах его все еще горел огонь.

Раздался негромкий стук в дверь, вошел скорбный дворецкий.

– Ваша светлость, – доложил он, – прибыл инспектор из Скотленд-Ярда. Его фамилия Лестрейд.

– Спасибо, Дженкинс, – ответил лорд Эверсден, – попросите его немного подождать.

Дворецкий удалился все с тем же скорбным видом.

Холмс взглянул на лорда Эверсдена.

– Я не обязан сообщать о своих выводах полиции. Что мне сказать инспектору Лестрейду?

Лорд Эверсден повернулся к Орман-паше, который, покачав головой, сказал:

– Совершенно очевидно, что в дом проник грабитель. – Он встал, подошел к Холмсу и горячо пожал ему руку: – Благодарю вас, мистер Холмс. Все мы в огромном долгу перед вами.

На Бейкер-стрит мы вернулись вечером. Холмс сразу отправился наверх, а я задержался внизу, чтобы переговорить с миссис Хадсон. Поднявшись на наш этаж, я нашел Холмса сидящим в кресле. Вид у него был подавленный и унылый, взгляд устремлен на шприц, лежащий на каминной полке.

– Интересное дело, Ватсон. Я вот думаю, возьмется ли когда-нибудь мир за ум. Этот балканский кризис чуть было не привел к общемировой трагедии; надеюсь, на нашем веку таких кризисов больше не будет.

– Думаю, не будет, Холмс, – сказал я.

Вошла миссис Хадсон, поставила на стол поднос и удалилась. Холмс принюхался и спросил:

– Что это, Ватсон?

– Турецкий кофе, Холмс. Один из подчиненных Орман-паши вручил его мне, когда мы уезжали из Ройстон-мэнор. Он сказал, что паша велел ему передать: это возбуждающее средство куда лучше многих других.

Холмс улыбнулся и отхлебнул кофе.

– Превосходно, Ватсон, – сказал он.

Согласно записям Ватсона, в 1903 году Шерлок Холмс расследовал всего три дела: “Камень Мазарини”, “Происшествие на вилле “Три конька” и “Человек на четвереньках”. Закончив последнее, Холмс принял решение уйти на покой. Возможно, он сделал это ввиду своего пятидесятилетия. Поселившись в Южной Англии, в домике на известковых холмах вблизи Истбурна, он занялся разведением пчел, обобщив свой опыт в “Практическом пособии по пчеловодству”, и привел в порядок свои заметки, из которых сложился впоследствии главный труд его жизни, “Искусство раскрытия преступлений” [91] .

К своей отставке он отнесся не шутя и категорически отказывался вернуться к сыщицкой практике. Тем не менее к этому периоду относится разгадка дела, которое не переставало занимать его в течение долгих тридцати лет. Заключалось оно в том, что некто Джеймс Филлимор, выйдя было из дому, вернулся за зонтиком – и больше его никто никогда не видел. Холмс пытался разобраться с этим казусом в самом начале своей карьеры, но разобрался ли, оставалось неясным. По счастливой случайности, Фергюс Гуинплейн Макинтайр, занимаясь историей развития кинематографа в Нью-Йорке, все-таки сумел выяснить, в чем было дело. И до него предпринималось немало попыток разгадать эту головоломку – но вот наконец ответ.