Г. Китинг - Новые приключения Шерлока Холмса (антология)

Холмс понурил плечи. Так же сник и я. Обоим нам было известно это сильнодействующее успокоительное, которое нередко держат под прилавком кабатчики, чтобы усмирять разбушевавшихся клиентов, капнув им в спиртное одну-две капли снадобья, и тем предотвращать драки. Драчунов хлоргидрат успокаивает, но в больших дозах он вызывает летальный исход.

— Судя по всему, чудил парень, — продолжал Лестрейд. — Мистер Доулинг и брат его говорят, что в последнее время он был сам не свой.

— Хью Абергавенни тоже здесь?

— Нет, сейчас его здесь нет, — ответил Доулинг. — Но он прибыл сюда через несколько минут после меня. Я стал так беспокоиться за Джона после его ухода с Эссекс-стрит, что, набравшись храбрости, поехал к нему. Я собирался поговорить с Джоном. Как-нибудь образумить его. Я увидел свет в его окне, постучал к нему, но мне не ответили. В конце концов я убедил живущего внизу портного дать мне второй ключ. Взбежав по лестнице, я ворвался к Джону и застал его в жутком состоянии. Было ясно, что ему очень плохо. Не теряя времени, я устроил так, что его отвезли в больницу, и вызвал полицию. Едва я покончил со всеми этими делами, как появился Хью. Он объяснил, что рыскал по притонам в поисках Джона, но, не найдя его, направился сюда. Как и я, он надеялся, что Джон все-таки внемлет голосу разума и одумается. Жаль, что оба мы опоздали. Я убедил Хью поехать в больницу, говоря, что его место — у одра брата, но оба мы боимся, что надежды спасти его нет.

Внезапно Холмс хлопнул себя по лбу:

— Лестрейд! Кто-нибудь прикасался к той склянке?

— Да нет, — отвечал детектив, — зачем бы это делать?

— Мистер Доулинг?

— Я не дотрагивался до нее, сэр. Этикетка ясно говорила о содержимом. Боюсь, что Джон знал, что делает.

— Не Джон, — резко бросил Холмс. — Хью.

— Не понимаю, мистер Холмс. Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, — ответил мой друг, — что партнера вашего отравил его брат. Давайте-ка, Лестрейд, побыстрее поднимемся в квартиру. Сейчас наша задача — доказать нашу правоту.

Лишь поздним вечером нам с моим другом представилась возможность, сидя на Бейкер-стрит за виски с содовой, не спеша и подробно обсудить происшедшее.

Джона Абергавенни к тому времени уже не было в живых, скончался он от сердечной и легочной недостаточности, не приходя в сознание.

Хью был взят под стражу по обвинению в братоубийстве.

— Дело впервые заинтересовало меня, — сказал Холмс, — когда я заметил, как изменилось поведение Джона в ходе предъявляемых ему обвинений. Он легко признал свои огрехи в работе, которые могли быть результатом его ежевечернего пьянства, но это шло вразрез с его характером, а кроме того, объясняться могло и другой причиной, — он мог допоздна засиживаться за романом, который писал после целого дня, проведенного в конторе. Работу эту он держал в тайне от Доулинга, как из боязни, что последний подобного занятия не одобрит, так и из естественной неуверенности в себе и своем таланте. К рассказам же Бевингтона и Стюарта, суть которых так яростно отрицал Джон, я отнесся с изрядной долей скептицизма. Но с другой стороны, зачем бы стали лгать эти два свидетеля? Противоречие не давало мне покоя. Поначалу, обрисовывая вам всю картину, я прибегнул к аналогии с произведением Стивенсона: дело, казалось бы, обнаруживало черты дешевого приключенческого романа, персонаж которого ведет двойную жизнь — оставаясь респектабельным джентльменом, может вдруг преобразиться в чудовище порока. Бессмертная тема литературы!

Он сделал глоток из стакана.

— Мне понадобилась лишь одна встреча с Бевингтоном, как и со Стюартом, чтобы убедиться, что они не лгут. Показания их не вызывают сомнений. Следовательно, либо Джон и вправду вел себя неподобающим образом, как и описывали Стюарт с Бевингтоном, либо его кто-то изображал. Мне сразу бросилось в глаза сходство Хью и Джона — они похожи и лицом, и фигурой. Правда, у Хью нет усов, волосы его другого цвета и он лысеет, но любой актер, достойный этого наименования, с легкостью уничтожит такие различия.

— Но Хью же не актер, он писатель! — возразил я.

— Он адвокат и выступал в суде, — раздраженно продолжал Холмс. — Мало кто может тягаться с адвокатами по части умения играть роль! Тут значение имеет и профессиональная выучка, и постоянная практика судебных прений. Помните, Ватсон, как я говорил вам когда-то, что нет коварнее преступника, чем сбившийся с пути истинного врач? Так вот, могу добавить, что то же самое относится и к сбившимся с пути юристам. — Он невесело хмыкнул. — Надеюсь, что не предубежденность заставила меня оценить его творения как поверхностное и низкосортное чтиво. Меня удивляло только одно — почему этот набивший руку ремесленник вдруг замолчал и так долго не осчастливливал нас очередной дребеденью. Его объяснение, что писание нового романа заставляет его пропадать в судебных архивах, меня не убедило.

Я поднял бровь:

— Но разве не могло это натолкнуть его на новые сюжеты?

— Так почему же не натолкнуло? Почему он молчал так долго? Полагаю, что его просто постигло несчастье исписаться — он страдал оттого, что потерял способность писать. Он произвел на меня впечатление человека, пережившего свою славу, жалкой тени себя прежнего. Потому его и тянуло в место, ставшее родиной его былых успехов. Печальное зрелище — человек, которого обгоняют соперники помоложе, не столь мучимые честолюбивым желанием видеть свое имя в печати! Вы заметили его обтрепанные манжеты?

— Да, я решил, что это его дань богемным привычкам, дань, которую платит тот, кто предпочел перо писателя судейскому парику.

— Несомненно, что он и надеялся производить такое впечатление, — небрежно оборонил Холмс. — Наш приход его явно испугал, что укрепило меня в моих подозрениях. Но в глупости его не упрекнешь. Как старательно он рисовал перед нами свой воображаемый портрет, строя из себя писателя, которому вот-вот предстоит новый успех, продолжение блистательной карьеры! Мог ли я вообразить, что он желает зла брату, тому, кто, по мнению Доулинга, только и мог, что завидовать ему! Я беспокоился за Джона, но не понял, когда жизни его стала угрожать прямая опасность. Как только Хью узнал, что в дело вмешался я, он решил, что настал час действовать.

— Хладнокровный убийца! — Я содрогнулся.

— Мир юристов и судейских тесен и замкнут. Преступник знал Бевингтона и Стюарта или слышал о них. И он с легкостью обманул их, использовав в качестве пешек в своей игре. Он добросовестно творил миф о том, что брат его катится по наклонной плоскости, что его не оставляют мысли о самоубийстве. Посетив Доулинга, он убедился, что клевета его достигла цели, что ей поверили. Однако в спешке он совершил роковую ошибку. Поговорив с нами, он поехал к брату, вернувшемуся домой, чтобы остыть и успокоиться после того, что произошло на Эссекс-стрит. Он притворился, что сочувствует брату, которого Доулинг так обидел, обратившись ко мне. Они выпили. Улучив подходящий момент, он влил в стакан брата смертельную дозу хлоргидрата. Но, торопясь исчезнуть до того, как яд начнет действовать, он позабыл о склянке со следами…