Энн Перри - Пожар на Хайгейт-райз

– Ну, я вряд ли стал бы предполагать, что Линдси сам себя сжег, чтобы получить страховку, – резко бросил в ответ Питт.

– Я тоже, сэр, – холодно ответил суперинтендант, глядя на него широко открытыми глазами. – Мы тоже так не считали. Но мы все же уверены, что пожары, устроенные поджигателем в Кентиш-таун…

– Конечно-конечно, – неопределенно заметил Питт. – Странно только, что из всех сгоревших домов только в двух не было людей.

– Ну, он же не знал, что Шоу был на вызове, не так ли? – раздраженно сказал суперинтендант. – Доктора не было дома, и все думали, что миссис Шоу тоже уехала. Она же только в последний момент отменила поездку.

– Единственными, кто полагал, что миссис Шоу уехала, были те, кто хорошо ее знал, – с некоторым удовлетворением заметил Томас.

Суперинтендант бросил на него бешеный взгляд и вернулся за свой стол. Питт молча вышел из его кабинета.

Теперь он был готов к бою – идти и опрашивать людей, внимательно смотреть и выслушивать их ответы; в этой области он был настоящий специалист. Томас уже несколько дней как оставил надежду, что что-то может появиться само собой, просто по ходу дела. У Мёрдо упало сердце, но избежать дальнейших расследований было невозможно, этого требовал долг. Он последовал за Питтом, нагнал его, и они вместе пошли по мокрому, засыпанному листьями тротуару к дому Латтеруорта.

Горничная встретила их, впустила внутрь и провела в утреннюю гостиную, где в камине ярко пылал огонь, а в вазе на тяжелом комоде в стиле Тюдоров стояли желтые хризантемы. Они не стали присаживаться, хотя прошло не менее четверти часа, прежде чем в комнате появился Латтеруорт, за которым следовала Флора, одетая в темно-синее шерстяное домашнее платье, бледная, но собранная. Она лишь раз взглянула на Мёрдо, и ее взгляд тут же скользнул прочь, а на щеках вспыхнул едва заметный румянец.

Констебль хранил молчание, ему было больно и неприятно. Он очень хотел ей помочь, ему даже хотелось кого-нибудь ударить… Шоу и Латтеруорта – за все то, что случилось, за то, что они никак ее не защищают, а еще и Питта – за то, что слепо прет вперед со своим чувством долга, невзирая на хаос, который эти его действия оставляют за собой.

На секунду у него в душе возникла даже ненависть к инспектору – за то, что тот причинял людям такую боль, словно не замечая того, что делает. Но потом он глянул в его сторону, всего на секунду, и увидел, что был не прав. Лицо у Питта было очень напряженное, синяки под глазами, черты лица выражают бесконечную усталость и глубокое понимание того моря страданий и слез, что возникло в прошлом и еще предстоит увидеть в будущем, а еще и осознание того, что он не в силах это остановить.

Мёрдо тяжко вздохнул и остался стоять молча.

Латтеруорт остановился на краю дорогого турецкого ковра и уставился на них.

– Ну а теперь вы с чем пожаловали? – осведомился он. – Я ж ничего не знаю, разве я вам эт’ не говорил? Не имею понятия, почему кто-то убил бедолагу Линдси, если это тольк’ был не Шоу, потому что старина Линдси видел его насквозь и ему над’ был’ заткнуть рот. Или эт’ проделал тот идиот Паскоу, потому что считал Линдси анархистом… Вон, посмотрите на ту лошадь. – Он указал на великолепную статуэтку на каминной полке. – Купил ее с первого крупного полученного дохода, когда фабрика начала хорошо работать и приносить прибыль. Мы тогда произвели отличную партию одежды и продали ее всю сами – там, на Мысе [20]. Эт’ принесло нам кругленькую сумму, вот так. Купил эт’ лошадку, чтоб напоминала мне про те дни, в сам’ начале, когда мы с Эллен – эт’ мать Флоры, – тут он глубоко вздохнул и медленно выдохнул, выигрывая время, чтобы взять себя в руки, – когда мы с Эллен еще не поженились. Кареты у нас не было. Вот так и ездили на одной лошадке – она впереди меня, а я в седле, позади, обняв ее руками. Хорошие были деньки! Всякий раз, как гляну на эт’ лошадь, вспоминаю их – и как будто снов’ вижу солнце сквозь кроны деревьев и эту иссушенную землю и чувствую запах разогретого лошадиного пота и аромат сена в налетевшем ветерке, вижу белые цветы на живой изгороди, как тольк’ что выпавший снег; они пахнут сладко, как мед, и вижу волосы моей Эллен, сверкающие, каштановые, и слышу ее смех…

Он стоял неподвижно, погруженный в прошлое. И никому не хотелось вторгаться в это его прошлое со всеми этими мерзкими и настоятельными проблемами настоящего.

Питт был первым, кто рассеял эти чары словами, которых Мёрдо не ожидал от него услышать.

– Как по-вашему, мистер Латтеруорт, зачем мистеру Линдси были нужны все эти африканские сувениры? О чем они могли ему напоминать?

– Не знаю. – Латтеруорт печально улыбнулся. – Может, о его жене. Это то, что мужчины обычн’ вспоминают.

– О его жене! – Питт был поражен. – А я и не знал, что Линдси был женат.

– Естесcно. Откуда вам эт’ знать. – Латтеруорт, кажется, уже сожалел о сказанном. – Он почти никому про эт’ и не говорил. Она давно умерла, лет двадцать назад или даже больше. Думаю, именно поэтому Линдси и вернулся домой. Заметьте, он эт’ не говорил.

– Дети были?

– Несколько, насколько мне известно.

– А где они теперь? Они ведь так и не появились. И в его завещании они не упоминаются.

– И не должны были упоминаться. Они в Африке.

– Но это не причина, чтоб они не получили наследство.

– Какое наследство?! Дом в ‘Айгейте, несколько книжек и сувенирчики из Африки?! – Латтеруорт улыбнулся с неподдельным изумлением.

– А почему бы и нет? – осведомился Питт. – Там было очень много книг, некоторые по антропологии, которые, должно быть, очень дорого стоили.

– Не для них, – мрачно улыбнулся Латтеруорт.

– Почему? И дом ведь тоже чего-то стоил!

– От всего эт’ мало толку чернокожим, которые живут в джунглях. – Латтеруорт взглянул на Томаса с кислым, но довольным выражением лица, любуясь крайним удивлением инспектора. – Ага, вот так вот. Жена Линдси была африканка, прелестная женщина, тольк’ черная, как ваша шляпа. Я раз видел ее портрет. Он сам мне показал. Я рассказывал о своей Эллен, и он мне его показал. Никогда в жизни не видел более прекрасного и нежного лица! Имя ее выговорить не могу, даже когда он медленно его произносил, я не мог повторить; он тольк’ сказал, что это означает название какой-то речной птички.

– Кто-нибудь еще об этом знает?

– Понятия не имею. Может, он Шоу сказал. Вы его, надо полагать, еще не арестовали?

– Папа! – Флора впервые нарушила молчание – этот вскрик протеста вырвался у нее помимо воли.

– Чтоб я больше ничего такого от тебя не слышал, девочка! – яростно вымолвил Латтеруорт. – Он тебе уже достаточно вреда причинил! Твое имя так и треплют по углам, по всей округе, а ты бегаешь за ним, как втрескавшаяся горничная!