Клод Изнер - Три изысканных детектива (сборник)

— Виктор, будьте любезны, переведите мне этот высокий штиль на нормальный язык, — буркнул Кэндзи, — у меня сейчас терпение лопнет.

— Как только акции «Амбрекса» были проданы и деньги получены, — заторопился Жозеф, — Пьер Андрези начал вершить возмездие. Он зарезал Гранжана, затем убил Поля Тэнея, переодел труп в свою одежду, посадил его за стол в переплетной мастерской и устроил там пожар. А мертвецам закон не писан — дальше месье Андрези, отныне считавшийся погибшим, мог действовать, не опасаясь, что ему помешают. Он расправился с Леглантье и Корколем…

— А какое отношение к делу имеет мой персидский манускрипт, господин Всезнайка? — перебил Кэндзи Мори.

— Официально числившемуся погибшим месье Андрези нужны были наличные. И он поручил своему другу Фурастье продать несколько библиографических редкостей, принадлежавших его клиентам.

— Ох, Пьер… — прошептал Кэндзи. — Я так его уважал…

— Он тоже вас уважал, патрон, иначе не направил бы револьвер себе в грудь — он застрелил бы вас.

— Как у Пьера Андрези оказались часы его брата? — спросил Виктор.

— Об этом тоже сказано в письме. Матьё из осторожности спрятал удостоверение коммунара и часы с надписью «Да здравствует Коммуна» в тайнике под паркетом в своей комнате на улице Гизард. Флики проводили обыски в спешке — на повестке дня у них был не один Матьё — и потому удовольствовались теми вещами, которые оказались на виду. Вернувшись во Францию в октябре семьдесят первого, месье Андрези попросил у новых жильцов разрешения осмотреть комнату. Жильцы оказались славными людьми, позволили ему забрать часы. Удостоверение коммунара он порвал и выбросил.

— А его кузен, он в деле замешан? — поинтересовался Виктор.

— Не было никакого кузена, — помотал головой Жозеф. — Кузеном представлялся сам месье Андрези, когда возникала необходимость появиться на людях.

— Всё так, — задумчиво кивнул Кэндзи. — Пьер вспомнил о том, что отдал в починку часы Матьё, и отправился к часовщику на улицу Месье-ле-Пренс под видом своего кузена — в лавке темно, да и оделся он так, что мастер не мог его узнать, еще и бороду фальшивую приклеил… Но часовщик уже отдал часы вам, Виктор, о чем и доложил «кузену», а затем пришел к нам в «Эльзевир», и я узнал от него, что у означенного «кузена» был широкий рубец на левой ладони. Лет шесть или семь назад Пьер сильно порезал левую ладонь ножницами для картона. Это не могло быть совпадением. Я схватил один из своих коллекционных пистолетов и бросился на улицу Фонтен… Но зачем Пьеру понадобилось выдумывать такой сложный, запутанный план мести? Портсигары, акции, целая финансовая афера… Он мог бы просто убить их одного за другим и исчезнуть.

— Он хотел, чтобы перед смертью они вспомнили о злодеянии, которое совершили, — сказал Жозеф. — Для того и нужно было придумать махинацию, призванную объединить всех четверых, но так, чтобы они не сразу об этом заподозрили. Пятым в списке был Даглан, и по замыслу Андрези ему предстояло помучиться дольше других. Послания с упоминанием леопарда тому доказательство. Одно было найдено в руке мертвого Гранжана, второе — извещение о похоронах переплетчика — опубликовано в газете, третье получил бухгалтер Поля Тэнея, четвертое осталось в печатной машинке Леглантье. Но Пьер Андрези совершил ошибку — не забрал часы из кармана убитого Поля Тэнея. Он конечно же не мог предусмотреть, что мы вмешаемся в его планы.

— Да, в каком-то смысле вы с Виктором лишили его апофеоза мести, — заметил Кэндзи.

— Каким образом?

— Не дали ему увидеть, как слетит голова Даглана. Ведь часы Матьё нужны были Пьеру для того, чтобы предъявить их виновнику гибели своей семьи — последнему в списке, но первому и главному в его глазах. А вовсе не для того, чтобы уничтожить улику против себя. И Пьер считал своим долгом завладеть этими часами любой ценой. Всё, Жозеф, я отказываюсь слушать вас дальше — вымотался донельзя, иду спать. Отдайте мне письмо Пьера и в будущем воздержитесь от прочтения моей корреспонденции. А от вас, Виктор, я жду часы, которые вы запамятовали мне вручить. Доброй ночи.

— Нет, вы слышали, патрон?! — вознегодовал Жозеф, когда Кэндзи покинул каретный сарай. — Он, между прочим, тоже виноват в том, что Пьеру Андрези не удалось довершить свою месть!

— Да что ж это творится? Шумят и шумят! — послышался сонный и очень недовольный голос Эфросиньи. — Мне ж вставать ни свет ни заря да за уборку браться, а тут национальные собрания устраивают почем зря! Ах боженьки-боженьки, за что ж мне такое наказание?

Жозеф на цыпочках подошел к двери, ведущей из сарая в жилые помещения, и плотно закрыл створку. Обернувшись, он приложил палец к губам:

— Тихо, патрон, а то если матушка узнает про наше расследование…

Виктор помахал свернутой в трубку газетой:

— Поздно, Жозеф, — газетчики скоро будут орать об этом во всю глотку. «Пасс-парту» уже тиснуло специальный выпуск, в котором изложены первые открытия полиции. И там фигурируют наши с месье Мори имена. На сей раз инспектор Лекашер отыгрался на нас по полной. И боюсь, «Эльзевиру» теперь обеспечена очень громкая и совершенно невыгодная реклама.

— Вот уж нет, патрон! Ожидайте в ближайшие дни толпы покупателей, а я воспользуюсь этим, чтобы выставить в витрине побольше криминальных романов, к черту принципы… Кстати, любопытно, как на все эти публикации отреагирует Даглан.

— Он прислал мне еще одно зашифрованное послание, и я нарочно позабыл похвастаться этим фактом перед Кэндзи, — улыбнулся Виктор.

— А вам удалось его расшифровать?

— Вы держите меня за идиота, Жозеф? Я поднапрягся и использовал ваш метод. Даглан на днях уезжает за границу.

— Но письмо месье Андрези послужит доказательством его невиновности во всех этих убийствах. Ему теперь нечего опасаться!

— Воровское прошлое подсказывает ему, что пора сменить обстановку. Знаете, Жозеф, этот человек мне симпатичен. Надеюсь, у него все будет в порядке.

Почему говорят, что море синее? Оно пульсировало, беспорядочно вспухая волнами, и походило на пустыри, бугрящиеся кучами шлака у столичных окраин. Лишь когда тучи расступились и выглянуло солнце, вода соизволила принять зеленоватый оттенок. Опираясь на леер на корме судна, Жозетта Фату не отводила глаз от пенного кильватерного следа, на конце которого исчезали из виду берега Франции.

— Ура, ура, ура, ура! — ликовали чайки над ее головой.

Должно быть, она лишилась рассудка, если вот так все бросила и пошла за этим мужчиной, упала в его объятия, покорилась его воле… Но пути назад уже не было. Сердце заколотилось в приступе паники, потом Жозетта увидела на палубе против солнца силуэт того, по чьей прихоти она здесь оказалась, и сожаления разлетелись солеными каплями, истаяли на свежем ветру.