Клод Изнер - Три изысканных детектива (сборник)

— Надо говорить: мертвому припарка, мама, — раздраженно поправил Жозеф.

— Неважно, суть-то одна. Так вот, для лечения инфлюэнцы есть только одно действенное средство.

— Сироп из улиток, что ли?

— Вовсе нет! «Куриное молоко». [87] Коктейль из яиц, молока, сахара и рома. В России распространен близкий по составу гоголь-моголь.

— Меня сейчас стошнит.

— Еще бы — размахивать метелкой с такой силой.

Жозеф сжал зубы, борясь с желанием накричать на мать. Господи, что ей здесь нужно? Сидит за прилавком уже полчаса, будто толстая курица, которая ревностно охраняет яйцо.

«И это яйцо — я», — мрачно подумал Жозеф.

Хоть бы Айрис спустилась! Но нет, она не отходит от Иветты.

«Покинут всеми, оставлен наедине с маман! В такую погоду покупателей ждать нечего, да и на скорое возвращение месье Мори и Виктора рассчитывать не приходится…».

Метелка в руках Жозефа плясала сарабанду. [88] Старинный темпераментный испанский танец. Эфросинья снова чихнула, схватила зонтик и бросилась к двери:

— Уж лучше град, чем пыль!

Жозефу стало стыдно: он хотел было ее остановить, но тут в магазин вошли Виктор и Кэндзи, вымокшие до нитки.

— Вас хоть выжимай, — заметил Жозеф, довольный их появлением.

— Где Айрис? — сухо осведомился Кэндзи, стряхивая со шляпы капли воды.

— Наверху. Иветта кашляет, и она вызвала доктора.

— Заприте магазин на ключ и присоединяйтесь к нам. Все равно ни одно дело без вас не обходится, — бросил Кэндзи, — а я пока выпью стаканчик саке.

— Какая муха его укусила? — удивленно спросил Жозеф у Виктора.

— Ш-ш-ш! Наше расследование продвигается.

«И мы теперь ведем его втроем? — удивленно подумал Жозеф. — Неужели Виктор и Кэндзи держат меня за равного?» Впрочем, японец бросал на него не слишком приветливые взгляды…

Виктор вкратце рассказал о визите в дом дю Уссуа и добавил:

— Мне показалось, что внезапная смерть супруга не слишком опечалила прелестную мадам дю Уссуа. А кузен Алексис бросал на нее весьма нежные взгляды…

— Думаете, они любовники? — спросил Жозеф.

— Кто знает? Может, любовники. А может, сообщники… — ответил Виктор. — А еще есть секретарь…

— Серая мышь, — отрезал Кэндзи.

— Я уверен, перед нами специально разыграли спектакль. Они действуют сообща.

Кэндзи поджал губы.

— В таком случае их импровизаторские способности не знают равных, ведь им не было известно о нашем визите заранее. Я внимательно наблюдал за ними. Когда упомянул имя леди Пеббл, никто из троих и бровью не повел. Возможно, мы зря их подозреваем. Да и в чем, в похищении чаши? В убийстве леди Пеббл и Антуана дю Уссуа?

— Не забудьте про Леонара Дьелетта. Итак, по-вашему, за всем этим стоит некто, к кому ведут все нити?

— Не знаю, — покачал головой Виктор, — у нас несколько подозреваемых.

— Точнее, пять, патрон. Еще внезапно уехавшая камеристка и спятивший старикан с его собачьими чучелами и разговорами о сокровище тамплиеров. Вдруг главный — это он?

— Ясно одно: кто-то охотится за моей чашей. Осталось только понять, почему. Что в ней особенного? Нам надо хорошенько это обдумать. Кстати, в письме сестра Джона Кавендиша намекала на проклятие, связанное с чашей, — вмешался Кэндзи.

— Ява! — вскричал Жозеф. — Чашу привезли с Явы, так? Джон Кавендиш купил ее шесть лет назад. Антуан дю Уссуа, перед тем как вернуться в Париж, где его и убили, тоже путешествовал по Индонезии и бывал на Яве. Интересно, сопровождали ли его в этой поездке жена, кузен, секретарь, камеристка или этот безумный старик?

— Жозеф, вы — гений дедукции! — лицо Кэндзи просветлело.

— Что вы, патрон, не стоит преувеличивать мои способности. Я лишь припомнил присущие преступникам ходы и комбинации. Возможно, их двое, и они обеспечивают друг другу алиби. Фортунат де Виньоль и его дочь, например, или же мадам дю Уссуа и кузен Алексис, или Алексис и секретарь… Черт возьми! Конечно же, когда та женщина шлепнулась на мостовую прямо у нашего магазина, она отвлекала мое внимание от сообщницы! А та тем временем сделала отпечаток с ключей!

— Почему вы думаете, что женщин было две? — спросил Виктор.

— Одежда в русском стиле. Мадам Баллю сказала, что странная посетительница была одета нелепо и вычурно, а уж у нашей консьержки глаз наметанный. А вы, мсье Виктор, сами упоминали о двух дамочках, выряженных по русской моде, так что я сделал логичный вывод о…

— Это могли быть и двое мужчин, переодетые женщинами, — заметил Кэндзи. — Замолчите хоть на секунду, я не могу сосредоточиться.

Он вынул из портфеля письмо Джона Кавендиша, развернул его и принялся перечитывать. Виктор, откинувшись на спинку стула, произнес:

— Мы еще не обсудили способы убийства. Леди Пеббл застрелена из револьвера. Как и Антуан дю Уссуа. Оба преступления совершены одно за другим. Первое — в Шотландии, второе — здесь, в Париже. Необходимо выяснить, не пересекал ли кто-то из обитателей дома на улице Шарло в последние пару недель Ла-Манш.

— А Леонар Дьелетт, патрон? Думаете, его застрелили перед тем, как столкнуть на рельсы?

— Кэндзи, а вы что думаете?

Кэндзи, помолчав, вполголоса читал письмо Кавендиша.

— Скримшоу, — прошептал он, мысленно перебирая товар, разложенный на земле на улице Сен-Медар, и в памяти у него всплыло воспоминание о зубе нарвала.

«Клови Мартель… Ахилл Менаже…».

— Жозеф!

— К вашим услугам, патрон!

— Я хочу понять, в чем секрет моей чаши. Прошу вас, навестите завтра Ахилла Менаже. Он наверняка будет дома. Я могу рассчитывать на вас?

— Как на родного брата, месье Мори!

Кэндзи аккуратно сложил письмо.

День клонился к закату. Анна так и осмелилась вернуться на улицу Нис. Ее преследовало страшное видение: Ахилл Менаже лежит на полу в нелепой позе, как сломанная марионетка, а над ним нависла черная тень, словно огромный паук, который вот-вот вцепится в свою добычу.

Девушка припомнила, что один из приятелей ее отца, когда не мог найти другого пристанища, пользовался ночлежкой. Она была устроена лет двадцать назад и предоставляла кров всякому нуждающемуся, независимо от возраста, пола и вероисповедания. Бедняки говорили, что приходить туда нужно между семью и восемью часами вечера, тогда тебе укажут место для ночлега и выдадут одеяло. Анне стыдно было идти туда, но она так замерзла и проголодалась, что все-таки побрела к бульвару Шаронн.

По обеим сторонам дороги высились грязные здания с торчащими на крышах трубами. Дом под номером 122 относился к Двадцатому округу. Он состоял из двух низких корпусов, и в его широко раскрытую дверь тек бесконечный поток людей. Лишившись работы, а затем и жилья, они отправлялись бродяжничать. Были здесь и женщины: молодые оборванки, прижимавшие к груди младенцев, и старухи в лохмотьях.